И действительно, не проходит и пятнадцати минут как от дворца Амина (в нем расположен штаб армии) выезжают два бронетранспортера БТР-80. Идут на Баграм. На броне народу немного, и нам место находится. Зато внутри бронетранспортеров народу как кильки в томате. Похоже, что штатские. В Афганистане солдаты и офицеры предпочитают ездить только на броне. При попадании кумулятивной гранаты или подрыве на противотанковой мине на броне уцелеть шансов куда больше. К тому же и ехать не так жарко. Штатские же слабо представляют принцип действия кумулятивной струи и ударной волны в замкнутом пространстве. Они больше боятся обстрелов. Поэтому и прячутся под броню. Да, там действительно едут штатские. Бэтээры забиты не только людьми, но и музыкальными инструментами, ящиками с аппаратурой. Какие-то артисты едут на гастроли. Можно посмеяться над их неопытностью, но вообще-то они молодцы. Молодцы, что приезжают с концертами к нам в Афганистан.

На нашем бэтээре едут два полковника, два молоденьких солдатика-автоматчика и довольно крупный мужчина с хорошо поставленным командирским голосом в брезентовой штормовке. Лицо его кажется удивительно знакомым. Какой-то известный певец. Но никак не могу вспомнить его фамилию. А спросить неудобно. Совершенно неосознанно даю ему кличку Баритон. На втором бронетранспортере – капитан из батальона охраны и несколько солдат.

Мы не проехали и половины пути. Недалеко от кишлака Мирбачакот колонну обстреляли из противотанковых гранатометов и стрелкового оружия. Ничего страшного не произошло, но водитель нашего бронетранспортера не справился с управлением и слетел в кювет. Мы посыпались как горох с брони на землю. Пришлось останавливаться и второму бэтээру, а бойцам – занимать круговую оборону.

Мы лежали под бронетранспортером. Полковники деловито вели огонь из своих автоматов по «зеленке». Капитан по переносной радиостанции Р-148 запрашивал подмогу с ближайшей сторожевой заставы 181-го полка. Почему-то молчали крупнокалиберные пулеметы на бэтээрах. Похоже, пулеметчики не могли пробраться к ним через ящики, музыкальные инструменты и музыкантов. Мы с Василием лежали под бронетранспортером, отдыхали. И наслаждались музыкой боя. По броне бэтээра молотили пули, изредка небольшие песчаные фонтанчики появлялись перед кюветом. Это было так забавно. Мы были дома. На войне. У нас было хорошее настроение. Вот только оружия у нас не было. Дембель Вася свой автомат уже сдал, а я до своего еще не до ехал. Правда, у своих разведчиков я взял гранатный подсумок и две гранаты Ф-1. С гранатами жить в Афганистане было куда как веселее. Предлагал взять гранаты и Василию, но он вежливо отказался. Сказал, что его война уже закончилась, и он больше никогда не возьмет в руки оружия. Переубеждать его я не стал. Хотя и чувствовал, что он был не прав. Эта война не закончится, даже когда мы вернемся в Союз. И уж тем более пока ты находишься в Афганистане. Ведь духи не будут спрашивать, дембель ты или молодой, перед тем как стрелять или брать в плен. Им такие мелочи по барабану. Поэтому лучше избегать вопросов, ответы на которые никого не интересуют. Да и в плен попадать не хотелось. Гранаты давали такую маленькую возможность. Я протянул одну из гранат Василию. Он молча поблагодарил меня глазами и положил ее рядом с собой.

Теперь оставалось только ждать, когда освободятся автоматы. На поле боя всегда очень много свободных автоматов. Надо только немного подождать. Либо подождать, когда вокруг что-нибудь изменится. До тех пор делать нам было нечего. Беспокоило только одно: хватило бы патронов. Два наших солдатика-автоматчика молотили в белый свет как в копеечку. Длинными очередями, зажмурив глаза. Скорее всего, ребятки впервые попали под обстрел. Они все делали правильно. В такой ситуации очень важно не застопориться, а сразу же открыть ответный огонь. Они были настоящими героями, эти мальчишки. Хотя и не знали этого. Они все делали правильно. Но патроны все равно было жалко.

Первым не выдержал наш «баритон».

– Сынок, ты не туда стреляешь. Дай-ка сюда автомат.

Сказано это было таким тоном, что ближайший к «баритону» солдатик немедленно отдает ему свой автомат. Как проштрафившийся ребенок отдает своему отцу какую-нибудь игрушку.

«Баритон» взял в руки автомат, проверил прицел и открыл огнь в сторону ближайшего дувала. Короткими, в два-три патрона, очередями. Теперь я его узнал. Иосиф Кобзон. Ну конечно же, как же я сразу не догадался?!

Со стороны Кабула появляются две боевые машины пехоты. С ходу они открывают огонь из автоматических пушек по духам. Тридцатимиллиметровые автоматические пушки, установленные на БМП-2 на прямой наводке, – страшное оружие. Не случайно духи называют БМП «Шайтан-Арба». Это действительно машина дьявола. С дьяволом духи предпочитают не связываться. Можно попробовать подбить эту машину из противотанкового гранатомета или безоткатного орудия. Можно обстрелять из крупнокалиберного пулемета ДШК. Можно делать с нею практически все что угодно. До тех пор, пока БМП не откроет ответный огонь. После этого можно делать только одно. Ноги. Да еще, может быть, молиться. Но сначала – ноги.

Бой моментально стихает. Одна из БМП тросом вытягивает наш БТР из кювета. Вторая нас прикрывает. Среди бойцов потерь нет. Только капитана со второго бэтээра шальной пулей немного зацепило в плечо. Вот и не верь после этого в приметы! Не случайно ведь говорят, что находиться во время боя рядом с радиостанцией – плохая примета. Из радиостанции в любой момент может раздаться какой-нибудь глупый приказ. А в сторону радиостанции прилететь какая-нибудь глупая пуля. И трудно сказать, что хуже.

У капитана касательное ранение. Ничего страшного. Пока бойцы возятся с бронетранспортером, на скорую руку перебинтовываю его. Живы и музыканты. Но напуганы, конечно же, здорово. А как же иначе, когда сидишь под броней и не видишь реального врага. Враг мнимый всегда выглядит куда страшнее. Тем более у музыкантов так хорошо развита фантазия.

Через полчаса мы в Баграме, в штабе дивизии. Бронетранспортеры направляются в сторону гарнизонного офицерского клуба. (Так официально называют здесь большой металлический ангар, где бойцам три раза в неделю крутят фильмы.) Мы с Василием идем в политотдел. Снимаемся с учета – и обратно. Время – тринадцать тридцать. Через полчаса мы уже на баграмском перекрестке. Осталось совсем немного, и будем дома. Но наши бы молитвы…

Проходит почти четыре часа. На дороге – ни одной машины. Ребята с контрольно-диспетчерского пункта советуют возвращаться в Баграм. Сегодня уже точно колонн на Кабул не будет. Тем более что скоро начинается комендантский час. Но завтра в четыре утра у Василия борт на Союз. Следующий только через три дня. И Васю можно понять. Мы останавливаем афганский автобус Toyota.

– Шаб бахайр. Коджа рафтим? Кабул? Хуб, сэйс. Берим бахайр (Добрый вечер. Куда едем? В Кабул? Хорошо, понял. Поехали).

Мы с Василием заходим в салон. Афганцы здорово удивлены. Шурави не ездят на общественном транспорте. Не ездят в такое время. И тем более не ездят без оружия. Но водитель только кивает нам в ответ.

Все было замечательно. Но доехали мы только до Карабага. Водитель сворачивает в сторону ближайшего кишлака. Объясняет, что сегодня дальше не поедет. На дороге душманы. По каким приметам он это определяет, мне неизвестно. Но спорить с ним бесполезно. Я и сам прекрасно понимаю, что сейчас дорога не безопасна. Спускаются сумерки. Начинается комендантский час. Автобус могут обстрелять не только духи, но и наши посты.