— И его цены всегда были выгодными для Дола?

Ржаво-карий взгляд на мгновение застыл, а потом сверкнул смешливыми искорками:

— То не у меня спрашивать надо, я ж не торгую ничем. Только скажу так: какие бы циферки старик ни выписал, с ним спорить всё равно не стали бы. И убыток бы проглотили за милую душу.

Вот в это верю сразу и охотно. Только я не старик, много лет проживший бок о бок с дольинцами. Я чужой здесь. И мне нельзя совершать ошибок, если хочу стать своим. Значит, нужно как-то приноровиться, пристроиться, может, подольститься к кому…

— Позволите войти, йерте?

Не успел подумать, а главный кандидат на разговор лёгок на помине! Впрочем, так оно и лучше. Вот сейчас всё и решу. Сразу.

— Проходите, проходите, любезный!

Луран Адитта, на улице прикрывавший голову от солнца и ветра полотняной шапкой, войдя в кухню, вновь удостоил меня созерцания еврей плеши, окружённой рыжеватым пушком. Какие почести, надо же! Он бы ещё до земли в поклоне согнулся. А гнуться-то должен как раз я.

— Ваше повеление исполнено в точности?

— Да Бож с вами, какое повеление? Это была всего лишь просьба. Смиренная, — добавил я, решив с самого начала разговора установить правильный тон, но собеседник почему-то насторожился.

— Так в точности или нет?

— Не беспокойтесь, жаловаться не буду!

Или я всё время ошибаюсь со словами, или смотрю как-то не так? Почему даже последняя, невиннейшая по сути своей фраза вызвала в глазах Адитты чуть ли не животный ужас? Ну да, моя должность звучит громко, но ведь под названием ничегошеньки нет. Правда, может статься, об этом догадываюсь лишь я один.

— Значит, мы свои обязательства исполнили?

— Можете не сомневаться.

— Стало быть, дальше ваша забота?

И ещё какая. Огромная. Жуткая. Пугающая.

— Моя, любезный. Только моя.

Кажется, он немного успокоился. Пора начинать разведку боем?

— Я впервые узнал о существовании Блаженного Дола только этой весной. Понимаю, понимаю, неведение меня не оправдывает! Но раз уж так получилось, что поделать? Скажу больше. Я очень немного смыслю в торговле, и то, что поручили мне вы и ваши товарищи, исполнить будет… Трудно. Но наверняка среди вас есть люди, смыслящие в ценах больше меня. Так, может, мне стоит прежде поговорить с ними?

Адитта попытался вжаться в стену, спиной к которой стоял:

— Да как же больше смыслящие? Да как можно?

— И я с радостью прислушаюсь к их, несомненно, мудрому гласу. Вот вы, к примеру, какое хозяйство ведёте?

— Да какое хозяйство… Камень на продажу рубим и тешем.

— И сколько за свою работу взяли бы? Как в прошлом году или меньше?

Хозяин каменоломни отчётливо вздрогнул:

— А с чего вдруг меньше брать? Камень же не зерно, и за десять лет не испортится.

— Если его не испортить в самом начале. Так сказать, по выемке из горного лона.

Глаза Адитты округлились, позволяя точно выяснить их цвет. Серый, уходящий в зелень. Пожалуй, изо всех встреченных мною в Блаженном Доле людей пока только у одного Натти взгляд другой крайности.

— А что случилось при выемке?

— Кто в вашей семье следит за работниками? Уж верно не вы, любезный, с вашим-то возрастом и положением.

— Сын мой. Старший.

— Он недостаточно зорок?

Хозяин каменоломни совсем сник, но признал:

— Да на глаза пока не жаловался…

— Тогда ему следует протереть свои глаза получше. — Я протянул Адитте кусок камня, на котором стояла печатка нынешнего года. — Точить надо инструмент чаще и тщательнее, а то сколы неровные идут.

Дрожащие пальцы моего собеседника ощупали указанное место.

— И верно… Ну, Турин, ну как же ты так… Подвёл старика…

— Так что скажете насчёт цены?

Хозяин каменоломни согнулся, попятился, упёрся в стену и мелкими шажками начал ползти по ней к выходу.

— Уже уходите?

— Так дела же, йерте, дела неотложные…

Оказавшись за порогом, Адитта проворно припустил прочь, и когда я вышел на крыльцо, то смог увидеть только побито согнутую спину, исчезающую за кустами изгороди.

— Он что, испугался?

— А то нет! — хохотнул Натти, выходя на свежий воздух следом за мной.

— Но чего?

— Не чего, а кого. Тебя он испугался. Чудо, что в штаны не наложил со страху, а то пришлось бы проветривать дом. Да и пол мыть.

Я устало потёр уголок глаза. Ну вот, хотел обзавестись сторонником и помощником, а получилось ровно наоборот. Наверное, стоило промолчать о тупых резцах? Но такой товар на ярмарке могут и не взять, особенно если у покупателей будут глаза зорче, чем у сына одного известного мне отца.

— Да и я бы испугался, — вдруг добавил Натти.

— Ты? Почему?

— А как не испугаться? Голос ласковый и глаза добрые-добрые, а слова наперекор всему, что видишь, звучат.

М-да, искренняя просьба не удалась. Выходит, и этого я не умею? Жаль. Так что же делать? До вечера успею просмотреть оставшиеся товары на предмет изъяна или другого отличия от прошлогодних образцов. А дальше? Выяснить, лучше или хуже вещь, выставленная на продажу, — только половина дела. Ещё надо понять, согласны ли её купить за назначенную цену. Но об этом надо спрашивать не продавцов, а…

— Далеко отсюда Грент, тот, где будет ярмарка?

— Дня полтора в обозе.

— Как думаешь, одолжат мне коляску, чтобы добраться до города?

— А зачем вам туда?

Толком ещё не знаю. Походить. Посмотреть. Послушать. Войти в обстоятельства.

— С ценами нужно что-то решать. И поскорее.

— Да не бойся ты, в самом деле! Ну ошибёшься раз-другой, и что? Не обеднеют наши купцы с одной ярмарки!

Верно говоришь, Натти. Очень верно. И любое моё слово прозвучит неоспоримым приказом, даже если исполнять его будут стиснув зубы. Но я не могу оказаться хуже моего предшественника. Никак не могу.

— Мне нельзя ошибиться.

— Как так? Да и ругать никто не будет, все ведь знают, что ты здесь ещё не обжился.

Значит, полагаешь, мне можно сесть сиднем и наслаждаться покоем, благо снеди и в самом деле хватит по меньшей мере до середины лета?

— А я всё же попробую сделать по-своему..

— Ну как знаешь.

В его голосе должны были бы слышаться нотки равнодушия, а вместо того мне почему-то показалось, что рыжий одобряет моё решение. Интересно, с чего бы вдруг?