Однако выбора не было. Тернер оторвал кусок провода с поваленного телеграфного столба и сделал петлю. Они преследовали свинью до границы курортной зоны, за которой начинался ряд одноэтажных домиков с маленькими палисадниками. Идя вдоль изгороди, они открывали все ворота справа и слева, потом сделали обходной маневр, чтобы оказаться в тылу у свиньи и гнать ее в обратном направлении, к дому. Как и предполагалось, свинья вскоре забрела в один из палисадников и начала рыть землю. Тернер закрыл ворота и, перегнувшись через изгородь, накинул петлю ей на шею.

На то, чтобы оттащить упирающееся и визжащее животное домой, ушли последние силы. К счастью, Неттл точно помнил, где живет хозяйка. Когда свинья была наконец благополучно водворена в свой крохотный загон, женщина вынесла им два глиняных кувшина с водой. Под ее неусыпным наблюдением, стоя на маленьком заднем дворе возле кухонной двери, они блаженно утоляли жажду. Даже когда им уже казалось, что животы у них вот-вот лопнут, они продолжали жадно глотать, впиваясь губами в края кувшинов. Потом женщина вынесла им мыло, полотенца и два эмалированных таза. Вода в тазу у Тернера, после того как он умылся, приобрела ржаво-коричневатый цвет. Корка засохшей крови, принявшая форму его верхней губы, отвалилась почти целиком. Покончив с мытьем, он ощутил приятную легкость воздуха, который ласково овевал кожу и проникал в ноздри. Грязную воду они выплеснули под купу львиного зева. Цветы, по словам Неттла, напомнили ему о родительском палисаднике и вызвали приступ тоски по дому. Цыганка наполнила их фляги водой и принесла каждому по литровой бутылке красного вина, по ломтю хлеба и кругу колбасы; все это изобилие они тут же затолкали в вещмешки. Когда они уже собирались уходить, женщина вспомнила о чем-то еще, снова пошла в дом и вернулась с двумя небольшими пакетами — в каждом было по дюжине засахаренных миндалин.

Они обменялись торжественными рукопожатиями.

— Мы будем помнить вашу доброту до конца своих дней, — сказал Тернер.

Женщина кивнула и, насколько он понял, произнесла:

— Моя свинья тоже будет постоянно напоминать мне о вас. — При этом выражение ее лица оставалось таким же суровым, и невозможно было понять, как следовало истолковать ее реплику: как оскорбление или как шутку. Считала ли она, что они недостойны ее доброты?

Тернер неловко попятился и, когда они уже шли по улице, перевел ее слова Неттлу. Капрал сомнениями не мучился.

— Она живет одна и обожает свою хрюшку. Все просто: она нам очень благодарна, — сказал он, после чего настороженно добавил: — Эй, начальник, ты хорошо себя чувствуешь?

— Отлично, спасибо.

Хромая из-за волдырей, они поплелись обратно к берегу, надеясь найти Мейса и поделиться с ним добытой провизией. Но Неттл считал, что поимка свиньи — честный повод для того, чтобы одну бутылку открыть немедленно. Его вера в здравомыслие Тернера была восстановлена. На ходу они передавали бутылку друг другу. Даже в густых сумерках черное облако над Дюнкерком различалось отчетливо. В противоположном направлении наблюдались вспышки от разрыва снарядов, сплошь, без промежутков, очерчивавшие линию обороны.

— Проклятые ублюдки, — сказал Неттл.

Тернер понял, что он имеет в виду военных, которых они видели возле походной канцелярии, и заметил:

— Они не смогут долго держать оборону.

— Нас здесь накроют.

— Поэтому мы должны — кровь из носу — завтра попасть на корабль.

Утолив жажду, они мечтали теперь поесть. Тернер представлял себе уютную маленькую комнату с квадратным столом, покрытым льняной зеленой скатертью, с фарфоровой французской масляной лампой, свисающей с потолка на шнуре, с разложенными на деревянной доске хлебом, сыром, колбасой, с бутылкой вина…

— Сомневаюсь, что там, на берегу, найдется подходящее место для ужина, — вздохнул он.

— Нас там обдерут в два счета, — согласился Неттл.

— Кажется, я знаю, что нам нужно, — сказал Тернер, вспоминая дом старой дамы.

Они двинулись по улице, расположенной позади знакомого бара. Взглянув на аллею, по которой недавно пришли сюда, они увидели людей, в сумерках двигавшихся на фоне последних бликов моря, а за ними чуть в стороне — темную массу, скорее всего представлявшую собой скопление солдат на берегу, а может, поросший травой песок или просто нагромождение дюн. Мейса там и днем-то найти было бы нелегко, а теперь и подавно. Они побрели дальше в поисках пристанища. Здесь собрались сотни солдат, многие шумными компаниями бродили по улицам, горланя песни и выкрикивая непристойности. Неттл предусмотрительно спрятал бутылку в вещмешок. Без Мейса они чувствовали себя менее уверенно.

Поравнявшись с отелем, в который попал снаряд, Тернер подумал: не поискать ли комнату здесь, а Неттлу пришла в голову мысль разжиться там постельными принадлежностями. Они вошли в здание через пролом в стене и в темноте стали перебираться через вывороченные кирпичи и рухнувшие балки, пока не наткнулись на лестницу. Но оказалось, что счастливая мысль посетила не только их, а еще десятки людей. Цепочка солдат стояла в очереди, чтобы подняться по лестнице, другая пробивалась вниз, волоча набитые конским волосом матрасы. На верхней площадке они видели лишь многочисленные обутые в тяжелые башмаки ноги, сновавшие туда-сюда, — там происходила борьба, слышалось кряхтенье и глухие удары кулаков по человеческой плоти. Вдруг раздался пронзительный крик, и несколько солдат с верхних ступенек повалились на тех, кто стоял внизу. Послышались смех и ругательства, упавшие поднимались, ощупывая руки и ноги. Но один, даже не пытаясь встать, лежал поперек лестницы в странной позе — ноги выше головы — и хрипло, почти беззвучно подвывал, словно спящий, которого мучает страшный сон. Кто-то поднес к его лицу зажигалку, стали видны оскаленные зубы и пена, застывшая в уголках губ. Человек, скорее всего, сломал позвоночник, но никто ничего не мог сделать, и теперь одни перешагивали через него, уже обзаведясь одеялами и подголовными валиками, другие — направляясь за вещами вверх.

Тернер и Неттл выбрались из отеля и снова побрели прочь от берега, туда, где жила старая дама со свиньей. Электроснабжение из Дюнкерка, должно быть, отрезано, но сквозь просветы в плотно зашторенных окнах пробивался охряный свет то ли свечей, то ли масляных ламп. На противоположной стороне улицы солдаты колотили в двери, однако ожидать, что хоть одна из них откроется, было теперь бессмысленно. Именно в этот момент Тернеру пришло в голову рассказать Неттлу, какое место для ужина он хотел бы найти. Он приукрашивал для привлекательности, добавляя к прежним фантазиям двустворчатые французские окна, распахнутые на балкон с фигурной кованой решеткой, сплошь увитой глициниями, граммофон на круглом столике, покрытом зеленой скатертью из синели, и персидский ковер, наброшенный на шезлонг. И чем больше распалял он свое воображение, тем ближе казалась ему эта комната с балконом. Словно слова имели способность материализовываться.

Прикусив нижнюю губу и снова став похожим на озадаченного добродушного грызуна, Неттл дослушал его до конца и сказал: