— Мне страшно! — призналась Киона. — Никто не может справиться с болезнью, о которой говорит мой отец. Она распространяется по всей Америке и уже дошла до Канады. В августе будет много смертей и увечий. Тысячи.

— А Адель? Констан? Луи? — спросила ее подруга. — Думаешь, их поразила эта болезнь?

— Не знаю и не хочу знать, — отрезала странная девочка. — Мы тоже можем заболеть.

Жослин подошел к Кионе и ласково обнял ее. Наклонившись, он поцеловал ее в лоб.

— Не унывай, доченька! Здесь ты у себя дома, у Талы. Ее душа наверняка осталась на берегу Перибонки, рядом с лесом, в этом месте, которое она любила больше всего на свете. Нужно молиться. А сейчас я очень устал, мне нужно немного отдохнуть.

Они молча направились к дому. Онезим тихо выругался в свою рыжую бороду и решил пойти за ними. Несмотря на внешнюю грубость, этот суровый здоровяк тревожился за свою племянницу. Он не собирался с ней знакомиться, но и не желал ей зла.

— Вам обоим найдется место в доме, — сообщила Мадлен, когда они вошли в просторную кухню. — Вернувшись с войны, Тошан пристроил еще две спальни. Я приготовлю липовый чай, этот уже остыл.

Она грациозным движением указала на фарфоровый чайник. Акали, которая, казалось, забыла о своем горе, предложила испечь блинов.

— Вы поужинали в дороге? — спросила она.

— Нет, у нас не было с собой еды. Бедная Мирей еще не в состоянии заниматься хозяйством, а Лора не отходит от постели Луи. Я весь извелся, думая об этом. А здесь я даже не смогу узнать новости.

— Можно будет позвонить с почты Перибонки, — посоветовал Мукки. — Не волнуйся, дедушка, Луи — крепкий парень.

Чувствуя себя огромным и неуклюжим, Онезим пристроился в углу, на скамье. Мадлен сходила удостовериться, что Констан по-прежнему спит. Вернувшись, она зажгла свечи и прибавила пламя в керосиновой лампе, висевшей над столом.

— Похоже, температура спала, — сообщила она. — Хорошо, что я дала ему настой из цветков ивы с медом.

Жослин кивнул с грустной улыбкой. Затем он поискал глазами золотистый взгляд Кионы, словно пытаясь найти в нем немного утешения. Она почувствовала это и тут же повернулась к нему.

— Спасибо, папа! — тихо сказала она. — Здесь мне больше ничего не грозит.

Эти слова услышал Мукки. Он пощекотал щеку девочки.

— Ты боялась заболеть полиомиелитом и стать хромоножкой? — пошутил он, поскольку отличался веселым нравом.

— Нет, Мукки, дело не в этом. Но я не могла оставаться в Валь-Жальбере.

— Почему? — вполголоса спросил он, прижавшись щекой к ее щеке. — Скажи мне!

— Потому что я открыла двери в прошлое, — прошептала Киона ему на ухо.

Валь-Жальбер, вторник, 30 июля 1946 года

Лора вздрогнула, услышав шаги на лестнице. Вот уже два дня она не отходила от постели Луи. Оставшись одна, супруга Жослина была вся на нервах, разрываясь между Мирей, которая еще не оправилась от ожогов, и своим больным сыном.

— Кто там? — позвала она. — Это ты, Жосс?

Женщина отчаянно надеялась, что это он. Затаив дыхание, она ждала ответа.

— Да, Лора, я вернулся, — послышался из коридора голос ее мужа.

Она тут же вскочила и побежала к нему. Они расстались не в самых хороших отношениях, поскольку Лора не одобряла его поспешного и необъяснимого отъезда вместе с Кионой и животными. Жослин не слушал ее возражений, и она обиделась на него. Но в эту секунду все было забыто.

— Жосс, я так тебя ждала! — простонала она. — Обними меня покрепче, прошу тебя!

Увидев ее в таком смятении, он распахнул объятия. Лора уткнулась лицом ему в грудь и громко разрыдалась.

— Тише, тише, успокойся, — взволнованно сказал он. — Говори скорее, как Луи. Ты ждала доктора? Дверь внизу не закрыта. Это неосмотрительно, уже темнеет.

— В поселке все равно никого нет. Не найти ни помощи, ни моральной поддержки. Маруа носа сюда не суют, словно дом заражен чумой или холерой! Иветта Лапуант все же приходила узнать, как дела, но в дом не заходила и позвала меня с улицы. Мы так и разговаривали: я из окна второго этажа, она снаружи. Все боятся заразиться, Иветта трясется за своих отвратительных маленьких хулиганов, а Маруа — за Мари, вернувшуюся на каникулы. Хотя близняшкам повезло, втроем им веселее!

Жослин продолжал гладить ее по спине, пытаясь успокоить. Лора внезапно подняла лицо и поцеловала его в губы.

— Я тебя люблю! — прошептала она. — Прости, что часто бываю невыносимой. Надеюсь, позже ты сможешь мне рассказать, чем была вызвана твоя поездка в Перибонку…

Растроганный до слез, он снисходительно улыбнулся, прижимая ее к себе.

— Я тоже тебя люблю. А теперь скажи, как себя чувствует Луи?

— Температура спала. Вчера доктор хотел отвезти его в больницу, поскольку заподозрил плохое. Я также узнала, что в Америке протестировали вакцину, но она вызвала еще больше смертей, чем сама болезнь[23].

— Ты имеешь в виду вакцину против полиомиелита?

— Ну да!

— Когда я уезжал из дома в Перибонке, Констану вроде стало лучше. Температура была не такой высокой. Но Акали говорит, что малышка Шарлотты серьезно больна. Мне пришлось остаться там до возвращения Тошана, который умчался, как сумасшедший, на лошади в воскресенье вечером. Киона сказала ему, что Шоган умирает.

Лора молчала. Ее лицо, осунувшееся после двух бессонных ночей, погрустнело еще больше.

— Я не знаю эту бедную девочку, но надеюсь, у нее не будет осложнений после этой ужасной болезни. Доктор часто говорит о них. Некоторые больные становятся инвалидами.

Она мягко увлекла его за собой в комнату. Жослин увидел спящего Луи, бледного и похудевшего. Дыхание его было шумным.

— Самая тяжелая форма поражает легкие, — объяснила Лора. — Смерть наступает в результате удушья. Я записала все, что рассказал мне врач.

— Господи, какой ужас! — удрученно вздохнул Шарден.

— Я много молилась, Жосс. Я умоляла Пресвятую Деву и Иисуса Христа пощадить нашего сына. Конечно, как сказал доктор, ничто не доказывает, что речь идет именно о полиомиелите. Но, согласись, это вызывает тревогу. У Констана и Адели почти такие же симптомы, как у Луи. Говорят, что болезнь передается через чихание и кашель, то есть через слюну. Я обратила его внимание на то, что у детей здесь узкий круг общения.

— Ты права, — согласился муж.

— Дело в том, что период инкубации может быть долгим, до двадцати дней. Жосс, хочешь помолиться вместе со мной? Ведь мы его родители! Возможно, нас обоих быстрее услышат.