Новый год принес дожди и сообщения о том, какие планы вынашивает противник. В горы направляются четыре сотни солдат, а все местные гарнизоны усилены. Ведомые одним из здешних гуахиро, повстанцы продолжили свой изматывающий путь. Вечер 2 января стал для них тяжелым испытанием, о котором Че написал так: «Медленный изнурительный переход по слякотным тропам, многие страдают от диареи». На следующий день в дневнике появилась запись, исполненная мстительного удовлетворения: «Сегодня пришли хорошие новости о том, что Нене Херес тяжело ранен и умирает. Нене Херес — один из тех, кто привел солдат к тому месту в Алегриа, где на нас напали». 5 января они увидели перед собой трехсотметровый пик Каракас, первый в череде покрытых джунглями гор, венчающих центральный хребет Сьерра-Маэстры. Довольный, Че записал: «Перспективы хорошие, потому что отсюда и до Ла-Платы местность лесистая и склоны крутые, идеально для обороны».

Двумя днями позже, когда повстанцы расположились лагерем в долине Мулато у склона горы Каракас, к ним добавилось девять добровольцев, прибывших из Мансанильо, но они не стали слепо идти вперед, а решили дождаться новых сведений о передвижении армии. От курьеров-гуахиро поступали противоречивые данные: один сообщил, что поблизости солдат нет, другой передал тревожную новость о том, что один чивато сообщил об их присутствии в ближайший береговой гарнизон.

9 января повстанцы решили снова двинуться в путь и на следующий день, сделав привал в удобном для обороны месте, обнаружили, что сведения о чиватасо были верны: по дороге, ведущей от гарнизона в Масиасе, шли восемнадцать морских пехотинцев, очевидно не ожидавших какой-либо опасности. Но повстанцы не стали на них нападать. Они ждали прихода Гильермо Гарсиа — возвращавшегося после последней, бесплодной, попытки найти кого-нибудь из выживших с «Гранмы» — и доставки запасов провианта; Фидель хотел, чтобы они были хорошо подготовлены, прежде чем вступать в бой. Че, однако, не преминул пожалеть об упущенной возможности, о чем записал в дневнике: «Это была бы легкая мишень».

Но час сражения приближался. Чтобы опровергнуть заявления правительства об их разгроме и показать стране, как они способны бороться, — а также чтобы поднять собственный моральный дух, — повстанцам нужно было доказать, что они представляют собой силу, с которой нужно считаться. А это означало пойти в бой желательно атаковав отдаленный и плохо обороняемый гарнизон, где их нападение стало бы неожиданностью.

Че с беспокойством думал о том, на кого из бойцов можно будет положиться в случае боя. «Помимо временно выбывшего из строя Рамиро, есть один-два выбывших и среди людей из Мансанильо». Одному уже разрешено было уйти, так как он сообщил, что у него туберкулез. («Подозрительно», — отметил в дневнике Че.) А еще двое, похоже, пребывали в нерешительности. Также его тревожила опасность, исходившая от чивато, и в дневнике он дал обещание разобраться с этой угрозой: «Нужно преподать хороший урок». Гевара еще не знал о том, что предатель уже проник в их ряды и что скоро у него появится возможность это обещание исполнить.

На следующий день, как и предвидел Че, пятеро человек из Мансанильо решили покинуть лагерь. Но Фидель решил поторопиться: об их присутствии в регионе стало уже слишком хорошо известно, чтобы оставаться на месте. Первой задачей было убить трех управляющих плантациями, которые, как записал Че, «терроризировали крестьян». Нанести удар по этим мелким тиранам означало завоевать популярность среди местных жителей.

Оставив небоеспособного Рамиро в доме сочувствующего им крестьянина, они выступили в направлении Ла-Платы. Появился Гильермо Гарсиа, и с ним новые добровольцы-крестьяне — повстанческая «армия» выросла теперь до тридцати двух человек, — но им по-прежнему не хватало оружия, на всех приходилось лишь двадцать три единицы плюс несколько шашек динамита и ручных гранат. Они шли в вечерних сумерках, путь им показывал один из местных жителей; также их сопровождал Эутимио Герра, один из местных лидеров прекариста, вместе с соседом добровольно вызвавшийся быть их проводником.

15 января, ведя с собой заложника — подростка, на которого они наткнулись, когда он собирал мед, и которого решили взять с собой, чтобы парень не поднял тревогу, — повстанцы вышли к устью реки Ла-Плата, всего в километре от лагеря врага. С помощью оптических прицелов они смогли увидеть свою цель — недостроенные казармы в середине расчищенного участка земли между берегом реки и пляжем и полуодетых мужчин, занимающихся повседневной работой. Прямо за казармами находился дом одного из майоралей, которого они собирались казнить.

На рассвете люди Кастро выставили дозоры, чтобы наблюдать за казармами. Перейдя реку вброд они заняли позиции вдоль ведущей к казармам тропинки. Через несколько минут на тропинке появились двое мужчин и два мальчика, и повстанцы схватили их. В одном из них они заподозрили чивато. Чтобы получить информацию, пришлось «немного надавить на него», как мягко выразился Че в дневнике. Мужчина сообщил им, что в казармах десять солдат и что Чичо Осорио, самый «преступный» из майоралей в их списке, как раз движется сейчас в этом направлении и его можно ожидать в любую минуту.

Через некоторое время Осорио действительно появился, верхом на муле и в сопровождении пешего чернокожего мальчика. Повстанцы окружили Осорио, забрали револьвер и нож, найденный у мальчика, а затем отвели их туда, где ждал Фидель.

То, что произошло дальше, стало частью кубинских легенд о революции. В опубликованном рассказе Че об этих событиях говорится: «Фидель представился им полковником "гуардия рураль", расследующим какие-то нарушения. Осорио, бывший навеселе, рассказал ему обо всех врагах в этой местности, которым, по его словам, "нужно отрезать яйца". Так мы получили подтверждения, кто был нам другом, а кто нет».

Будь эта история не так серьезна, о ней можно было бы вспоминать с юмором. Каждым произнесенным словом ничего не подозревающий Осорио все глубже рыл себе могилу. «Полковник» Фидель поинтересовался, что он знает об Эутимио Герре, их проводнике, и Осорио ответил: известно, что тот спрятал Фиделя Кастро. Он даже сказал, что ищет Герру и, если найдет, убьет. На это Кастро заявил подвыпившему майоралю, что, если Фиделя найдут, его тоже надо убить. Осорио с энтузиазмом согласился и добавил, что Кресенсио Перес также должен умереть. Разошедшись, Осорио стал похваляться, скольких заговорщиков убил он и со сколькими разделался, а в доказательство своей удали предъявил вещественное доказательство: «"Смотрите, — сказал он, указывая на свои сапоги, сделанные в Мексике (на нас были такие же). — Я снял их с одного из тех сукиных детей, которых мы убили". Так, сам того не зная, Чичо Осорио подписал себе смертный приговор».

Затем, то ли спьяну, то ли по наивности веря, что Фидель действительно офицер «гуардии» и желая завоевать его расположение, Осорио предложил проводить гостей к казармам, чтобы показать слабые места в их укреплениях, и даже позволил себя связать, чтобы сыграть роль пленника в спектакле «инспектора». Пока они шли к казармам, Осорио рассказал, где стоит караул и где спит стража. Одного из повстанцев отправили вперед для проверки слов Осорио, и он, вернувшись, подтвердил, что все точно. Теперь повстанцы были готовы к атаке и оставили Осорио под охраной двух человек. «Им был дан приказ убить его сразу, как начнется стрельба, — сухо записал Че, — и они точно его выполнили».