Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По поводу последнего я бы не была так уверена.
– Почему нет?
Она поерзала, взглянула на трех танцоров, потягивавших за соседним столом белое вино из бокалов на высоких ножках. Когда она пригнулась к столу, я инстинктивно повторил ее движение. Мы оказались так близко, что прядь ее волос щекотала мне лоб.
– В общем, я только что смотрела прослушивание Джеймса, – сказала она.
– Что он читал? – спросил я. – Он мне не говорил.
– Ричарда Плантагенета, вторая «Генриха VI». Его заставлю я сложить венец, / По книгам правя, он вредит стране[66].
– Серьезно? Монолог такой… Не знаю, агрессивный. Как-то не в его духе.
– Да. Он дошел до «Настанет день, и Йорк возьмет свое» и сразу будто стал другим человеком. – Она медленно покачала головой. – Ты бы его видел, Оливер. Он меня напугал, честно.
На мгновение я онемел, потом пожал плечами:
– Молодец, чего.
Она бросила на меня такой скептический взгляд, что я едва не рассмеялся.
– Пип, я серьезно, – сказал я. – Он молодец. Он мне в начале года сказал, что устал играть типаж, и у него всегда был подходящий диапазон, ему просто никогда не давали его показать, потому что все такие роли всегда уходили Ричарду. Так чего напрягаться? Теперь у него есть шанс показать что-то новое.
Она вздохнула.
– Наверное, ты прав. Видит бог, я бы хотела получить шанс сделать что-то новое.
– Может, в этот раз все поменяют. Динамика другая.
Я неопределенно кивнул в конец стола, где полтора месяца назад мог бы сидеть Ричард. Он стал постоянным слепым пятном в поле моего – и, как я подозревал, всеобщего – периферического зрения.
– Ну, ты не совсем неправ, – сказала Филиппа, отводя глаза; она смотрела в сторону двери, куда-то в пространство. – В любом случае, я удивлюсь, если Джеймса не назначат на Эдмунда.
Я не принял ее предсказание всерьез (дурак, что делать). Наш разговор двинулся в другом направлении, и два часа прошли спокойно, пока не явилась Мередит, принеся с собой небольшой снежный вихрь.
– Вот распределение, и вы даже не представляете себе какое, – сказала она, шлепнув по столу листом бумаги.
Я даже не успел спросить, где остальные.
Мы с Филиппой едва не сшиблись головами, попытавшись одновременно заглянуть в список; она подавилась и выплюнула сидр через стол.
– Лира будет играть Фредерик?
– Камило – Олбени? – сказал я. – Что за черт?
– Это не все, – отозвалась Мередит, борясь с шарфом. – Читайте до конца, это полное безумие.
Мы снова склонили головы, на этот раз осторожнее. Фредерик и Камило шли первыми, за ними четвертый курс, потом третьекурсники, и второкурсники последними.
Распределение на «Короля Лира» следующее:
Король Лир – Фредерик Тисдейл
Олбени – Камило Варела
Корделия – Рен Стерлинг
Регана – Филиппа Коста
Гонерилья – Мередит Дарденн
Эдмунд – Джеймс Фэрроу
Эдгар – Оливер Маркс
Шут – Александр Васс
Корнуолл – Колин Хайленд
Я бросил читать после Колина и уставился на Мередит с открытым ртом.
– Да что ж они такое творят?
– Хз, – ответила она, продолжая возиться с шарфом, который запутался у нее в волосах. Я машинально вскинул руку помочь, но стукнулся запястьем о столешницу снизу и передумал. – Как будто перетасовали всех парней, а потом решили, что девушек трогать – слишком большой напряг.
Филиппа: Александр обалдеет.
Я: Если на то пошло, я – обалдел.
Мередит: Оливер, честное слово, ты себя ведешь, как будто тебе одолжение сделали. Ты вообще-то это заслужил.
Ее лицо скрылось – она сдалась и, бросив распутывать шарф, стала снимать его через голову. Филиппа взглянула на меня, подняла брови. Я мог бы списать тающее тепло в животе на сидр, но моя кружка давно была пуста.
Мередит вынырнула и швырнула провинившийся шарф поверх вещей Филиппы.
– Тут только вы двое? – спросила она.
– Какое-то время был я один, – ответил я. – Где все?
– Рен после прослушивания вернулась в Замок и сразу легла, – сказала Мередит. – Надо понимать, не хочет довести себя до очередного «приступа», – так мы стали называть обморок Рен во время монолога леди Анны.
Что с ней было, никто, похоже, так и не понял. «Нервное истощение», так это описал врач из Бродуотера, но диагноз Александра, «комплекс вины», казался более правдоподобным.
– А что Джеймс? – спросила Филиппа.
– Сидел на моем прослушивании, но его совсем накрыло, – сказала Мередит. – Психует. Ну ты знаешь. – Это было обращено ко мне, хотя я вообще-то ничего такого не знал. – Я его спросила, придет ли он в бар, и он сказал: нет, хочет прогуляться.
Брови Филиппы поднялись еще выше – так высоко, что почти исчезли в волосах.
– В такую погоду?
– Вот и я говорю. А он сказал, что ему нужно проветрить голову и ему все равно, что там в распределении; завтра утром будет то же самое.
Я перевел взгляд с Мередит на Филиппу и медленно произнес:
– Ладно. А где тогда Александр?
Филиппа: С Колином, наверное.
Я: Но… откуда ты знаешь?
Мередит: Да это вроде все знают.
Я: Он сказал, что никто!
Филиппа: Да ладно. Единственный, кто думает, что никто не знает, это Колин.
Я покачал головой, осмотрел переполненный зал.
Я: А чего мы вообще притворяемся, что тут можно что-то от кого-то утаить?
Мередит: Школа искусств, прошу любить и жаловать. Как говорит Гвендолин: «Когда входите в театр, кое-что нужно оставить за порогом: достоинство, скромность и личное пространство».
Филиппа: Я думала, достоинство, скромность и личную гордость.
Я: Мне она говорила про достоинство, скромность и сомнения в себе.
Мы все замолчали, потом Филиппа сказала:
– Что ж, это многое объясняет.
– Ты думаешь, у нее по три разных наименования для каждого студента? – спросил я.
– Наверное, – ответила Мередит. – Меня просто удивляет, что она считает самой большой моей проблемой личное пространство.
– Может, она хотела подготовить тебя к тому, что тебя будут раздевать глазами, лапать и разве что не насиловать в каждом нашем спектакле? – спросила Филиппа.
– Ха-ха, я – сексуальный объект, очень смешно. – Мередит закатила глаза. – Вот честное слово, могла бы просто в стриптизерши пойти.
Филиппа фыркнула в кружку и сказала:
– Всем нужен запасной план.
– Ага, – ответила Мередит. – Ты всегда можешь поменять пол, окончательно стать мальчиком и называть себя Филипп.
Они надулись друг на друга, и я, попытавшись разрядить обстановку, произнес:
– Надо понимать, мой план Б – экзистенциальный кризис.
– Не так плохо, – сказала Филиппа. – Можешь просто сыграть Гамлета.
Мы выпили еще шесть кружек сидра на троих, безрезультатно дожидаясь кого-нибудь