периода современности мы видим восхождение класса буржуазии, которая была носительницей ценностей, которые не являлись ни аристократическими, ни народными»[100]. Всё это стало следствием исключительно европейского опыта. Опытом небольшого клочка человеческой цивилизации, возомнившего себя новым материальным «абсолютом», источником истины и смыслов, универсальных для всего человечества. Но это цивилизаторское высокомерие сыграло с Европой очень злую шутку. Идеалы рассудка, рационализма, материализма и позитивизма не только не прижились в различных частях света, но и поставили на грань существования саму Европу, загнав её в тупик неразрешимых противоречий. Идеалисты Модерна утверждали, глядя на Европу того времени, что человечество само, без всякого Бога, на основании чистого разума установит идеальные критерии существования мира, гармонии, законности, и материально-технического благоденствия. Стоит только — считали они — разработать и принять для всеобщего пользования все эти идеалы — продукты человеческого рассудка, отбросив «устаревшие» религиозные догмы и «пережитки», и мир заживёт без войн, в благополучии и материальном достатке. На кристаллизацию этих принципов ушло XIX столетие, и вот, преисполненное самых радужных надежд, западное человечество вступило в новое — XX столетие — столетие победившего Модерна, основанного на чистом человеческом рассудке, на ценностях абсолютного разума, без всяких религиозных примесей. Век мира и благоденствия стал — и это неоспоримый позитивисткий факт — столетием двух самых кровавых за всю историю человечества войн, унесших в совокупности до ста миллионов человеческих жизней.

Глобализация: Finis Gloria Mundi

Плод человеческого разума в его европейской версии породил чудовищ двух величайших и самых кровавых войн, обернувшись кошмаром не только для Европы, но и для всех тех народов и государств, что приняли её новые «ценности». Мир без Бога был залит кровью, а человечество без религии превратилось в машину взаимного уничтожения для многих нардов, принявших на веру догмы европейской цивилизации. С этого момента стало понятно, что Модерн стал самой кровавой и беспощадной химерой, новой «религией» добровольно десакрализовавшегося человечества. Именно «религией», ибо Модерн с его ценностной основой существует только до тех пор, пока в него верят. Пока народы Европы и те, кто слепо последовал за ними, убеждены, что Бога нет, а есть лишь «субъектно-объектная пара» человека и природы. Субъект — человек, объект — природа. Вот так, поверив в нового «бога» человеческого разума, европейский фрагмент земной цивилизации сотворил себе новый языческий пантеон, погрузившись в самое мрачное мракобесие поклонения новым богам — «позитивизму», «прогрессизму» и «материализму». «Идея прогресса является одной из теоретических предпосылок Модерна. Не без причины её часто называют “подлинной религией западной цивилизации”. Исторически эта идея была сформулирована приблизительно в 1680 году в ходе спора “ревнителей древности” и “современников”, в котором участвовали Террассон, Перро, аббат де Сен-Пьер и Фонтенель. Она уточнялась по инициативе следующего поколения, к которому принадлежали Тюрго, Кондорсе и Луи-Себастьян Мерсье», — так об этой новой «религии» Модерна пишет Ален де Бенуа[101]. Но именно эта новая вера ужаснула всё человечество, которое содрогнулось перед разрушительно-мрачным могуществом своих новых богов.

Объяснение было всё же найдено. Проблемы, порождённые чудовищем Модерна, были списаны на то, что не все народы приняли их на веру. Не все поклонились новым языческим богам Европы. Некоторые втайне, а кто-то и открыто, вопреки логике развития абсолютного человеческого рассудка и противясь диктатуре человеческого разума, продолжали верить в своих богов, сохраняя «устаревшие» неевропейские религии, поклоняясь тому, что было отторгнуто Европой — этим «передовым отрядом» человечества. Новым проектом Запада в момент осознания данного упущения и стала глобализация — тотальное и всеобщее насаждение западных, европейских по своему происхождению ценностей Модерна по принципу «не можешь — научим, не хочешь — заставим». Главной же машиной повсеместного установления западных ценностей стали США — этот новый полигон выведения гомункула «совершенного» — живущего без страха божьего — человечества. И полетела западная глобализация на крыльях американских бомбардировщиков туда, где всё ещё отказываются принимать цивилизационные химеры Модерна, настаивая на своём пути, на своём суверенитете и на собственном, отличном от западного, выборе развития. Глобализация на короткий момент стала тем ультрановым религиозным учением, которое оправдывало любые средства, насаждение которого стало новой гуманитарной миссией Запада в отношении «отсталых» и «неразвитых» народов. С этого момента — глобализация — новая вера человечества, присягнувшего Западу, а любые западные бомбардировки несогласных с новой верой есть исключительно гуманитарные бомбардировки.

Однако, чем масштабнее расползалась глобализация по миру, тем нагляднее вскрывалась её обратная сторона. И первыми весь негатив глобализации, лежащий по ту сторону глобалистских грёз и идеалов, испытала на себе именно Европа, дальше всех зашедшая в дебри глобализации, настолько далеко, что обратного пути уже не видно. Стало ясно: глобализация — это не только унификация, но и раздробленность. Именно в Европе народы прошли по пути дробления, превращения в множества, как определял их Жак Аттали. Субъекты народов были размолоты в биомассу, на которую, в отличие от народа, невозможно опереться. Биомасса не способна к мобилизации. Она разрознена и дискретна по своей природе, ведь как раз этого хотели от неё архитекторы глобализации — податливости, покладистости, управляемости, отсутствия какой-либо резистентности. Глобализация разложила Европу так, что теперь её можно брать голыми руками, без войны, — просто прийти и установить свою волю. Ведь в Европе воли не осталось вовсе. Никакой.

И всё же глобализация — это движение, которому можно оказать сопротивление, у неё есть слабые места, и их очень много. Глобализация уязвима. Хотя бы в силу того, что оказалась неспособна стать всеобъемлющей и всеохватной в короткие сроки. Количество «уверовавших» в глобализацию в абсолютных величинах так и осталось минимальным. Это меньшинства, присутствующие в этом своём статусе меньшинств в любом обществе, в любой части планеты. Глобализация столкнулась с издержками, которые сама же и породила. Покрыв всё сетями и устранив любые преграды для распространения информации, глобалисты сам оказались в среде, в которой всё происходит в нулевое время — локальный кризис сразу трансформируется во всемирный, любая ошибка или просчёт одномоментно становится достоянием всех, а голос оппонентов, их доводы и альтернативы слышны одинаково хорошо в любой точке планеты, наравне с голосом и позицией глобалистов. Кризис, возникший в США распространился, как вирус, по всей планете, а все американские проблемы, противоречия элит и внутренние распри всем видны, как на ладони. При этом не западные цивилизации, видят всё по-своему, интерпретируют иначе, и, в отличие от Запада, готовы не только к сопротивлению глобализации, но и к отстаиванию своих принципов. Трансформировавшись в соответствии с параметрами глобализации, западная цивилизация взглянула в лицо своей смерти. Ведь именно сегодня, сейчас она максимально