Макс засмеялся и закашлялся.

…Какое чудесное слово — беседовать! В жизни каждому человеку обязательно нужен собеседник. Без него пропадёшь, всё верно.

Он почти нашёл своего собеседника. Не почти, а совершенно точно нашёл! И перепугался. Одному проще и безопаснее. И не нужно никаких душевных усилий.

— Мара, он должен как следует покушать!

— Я только один раз встретил девушку, с которой… разговаривал, тётя Мара. Совсем недавно.

— Ты на ней женился?

Макс отрицательно покачал головой.

— Я был на работе, она живёт в другом городе… В общем, ничего не вышло.

— Возьми на работе отпуск и поезжай в другой город. И всё выйдет.

— Я теперь буду с вами беседовать, — поклялся Макс. — На самом деле непонятно, как я без вас жил!

— Не подлизывайся, мальчик.

— Я не подлизываюсь! Я говорю правду. Я теперь всегда буду говорить вам правду.

— А та девушка? Она достойна нашей семьи?

Макс засмеялся.

— Она потеряла паспорт, — сказал он и зажмурился от воспоминаний. — Разумеется, она не помнит, где и как она его потеряла! Это как раз в духе нашей семьи! И какая-то авантюристка морочила мне голову, представившись её именем. Я точно знаю, что не бывает таких совпадений, но так совпало. Я разговаривал с ней и не догадывался, что она поддельная Елизавета Хвостова и что вот-вот я встречу настоящую…

Он замолчал. Тётки смотрели на него и моргали — кажется, от слёз.

В дверь позвонили, и начался блаженный и радостный кавардак. Приехал дядя Миша, постаревший, но бодрый, с хохолком на макушке. Сколько Макс помнил Мишу, столько помнил хохолок!.. Сначала он был смоляной, потом седой, а нынче стал совершенно белый. Дядя, не слушая ни супругу, ни Марочку, долго с наслаждением ругал Макса за бездушие и бесчувственность, сыпал упрёками, восклицал, потрясал перед Максовым носом худым стариковским пальцем. Потом он вдруг вспомнил, как качал маленького Макса на ноге. Макс садился верхом, и он, дядя Миша, его подкидывал.

Вспомнив, он обнял Макса и, кажется, прослезился. Фуфа поднесла ему капель в рюмочке.

Потом приехал Володя с незнакомой Максу женщиной. Женщина была крупная, неторопливая и красивая. Лицом она напоминала молодую Фуфу, а повадкой — нисколько. Володя сказал, что это его жена, а детей они заперли на Николиной Горе на замок, чтобы не мешали.

— Там целый обезьянник, — объяснила жена и нежно улыбнулась. — Соня привезла своих погостить. Они решили не ходить в школу, а отдыхать на даче. Школа им надоела.

— Вы надорвёте мне сердце! — закричала издалека Фуфа, услыхавшая про обезьянник. — Дети заперты одни на даче?! На замок?!

— Не волнуйтесь, мама, что вы вечно придумываете?! Дети заперты под присмотром взрослых!

Приехали ещё какие-то родственники, которых Макс совсем позабыл, и удивительно было, что всё это — ради него, для него!.. Для него Фуфа с Марочкой собрали невообразимый стол, для него охлаждается в холодильнике рыба размером с кухонный буфет, для него все эти люди бросили детей и работу, для него дядя Миша извлекает из горки особую, прадедушкину, «юбилейную» рюмку!.. Ему заглядывают в глаза, держат за руки, рассказывают своё и требуют рассказов от него.

…Так не бывает.

Нет, так бывает. Но очень давно с ним не было ничего подобного.

Почему-то Фуфа и Марочка никого не пускали за стол, что было на них совсем не похоже, но мужчины выпили понемногу у столика с закусками, и дядя Миша сказал, что он, пожалуй, и сейчас может покачать Макса на ноге, а Володя с Борей заспорили про медведей, когда у них начинается спячка. Потом они все вместе смотрели из кабинета в вольер, махали медведю и ещё немного выпили.

Когда в очередной раз позвонили в дверь, Фуфа, у которой руки были заняты подносом, отправила Макса открывать.

Он сбросил цепочку, распахнул дверь и… застыл. Немного побыл в застывшем состоянии, шевельнулся и оглянулся беспомощно.

У него за спиной в коридоре маячили взволнованные Марочка с полотенцем через плечо и Фуфа с подносом в руках.

— Приглашай, приглашай, — трагическим шёпотом просуфлировала Фуфа.

— Здравствуйте, — сказала Елизавета Хвостова. Щёки и глаза у неё горели. — Я делаю переводы. Вам не нужно ничего перевести?

— Здравствуйте, — сказал Макс.

— Проходите, пожалуйста, — не выдержала Марочка и заспешила к ним. — Мы заждались! Мальчик, что ты стоишь, как пень?! Лизочка, как вы добрались? Эти таксисты такие жулики!..

— Миша, — пробасила Фуфа в сторону столовой, — прими у меня поднос! У нас ещё гости!

Макс Шейнерман, прослуживший много лет в контрразведке, закалённый, тренированный, хладнокровный, хорошо обученный и уравновешенный, отступил в квартиру, зацепился за что-то и чуть не упал.

И спросил — в полном соответствии с плохой пьесой, которая сейчас разыгрывалась в коридоре старого дома на Зоологической:

— Откуда ты взялась?..

— Ах, она взялась из Тамбова, — захлопотала Марочка. — Мы с Фуфой взяли на себя смелость её пригласить, и Лизочка — умница! — не смогла нам отказать!..

— Она наверняка хочет кушать, — сказала Фуфа. — С дороги все ужасно хотят кушать! Мальчик, выйди из ступора, ты позоришь семью, человек первый раз в доме, что он о нас подумает?..

Елизавета вошла в прихожую и втащила за собой громадную корзину и букет.

— Здесь яблоки, — она показала на корзину. — Антоновка из нашего сада. А это георгины, самые последние.

— Бог мой! Антоновка! Миша! Скорее сюда! Она привезла антоновку! И георгины! Как ты тащила такую тяжесть, бедный ребёнок! Миша, антоновку нужно на стол! Мара, понесём корзину на кухню! Берись с той стороны!..

Тётки поволокли корзину и скрылись. Потом одна из них выглянула из-за угла, посмотрела и пропала.

— Меня просто пригласили, — объяснила Елизавета. — На обед и на несколько экскурсий. В музеи. Твоя тётя сказала, что её муж академик и дружит с директорами всех музеев.

— Откуда ты взялась?!

— Что ты так испугался?

Она прошла мимо него и стала деловито стаскивать кеды. Она была в длинной юбке и кедах — очень красиво.

Макс помотал головой отрицательно, а потом утвердительно.

— У вас здесь много народу?

Он опять помотал головой сначала так, а потом эдак.

Случившееся не помещалось у него в голове и в сердце. Он ничего не мог осознать.

— Лизочка, — проблеял он глупым голосом.

— А?

Она бросила кеды, подошла, обняла его и прижалась.

— Я по тебе так скучала, — сказала она ему в шею. — Всё время вспоминала, как мы гуляли по улицам Луначарского и Циолковского совокупно!