Приключения Шерлока Холмса с честью прошли испытание Макклюра, и он приобрел их по 12 фунтов за каждый рассказ – хорошая цена за перепечатку. Однако, когда его синдикат стал публиковать их в Соединенных Штатах, немногие коллеги Макклюра разделили его энтузиазм. Они жаловались на то, что рассказы были слишком длинными для публикации в периодических изданиях: их объем составлял восемь-девять тысяч слов вместо привычных для американских изданий пяти тысяч или около того. Издатели с трудом находили место для рассказов Конан Дойла в своих номерах. Американские читатели также не сразу оценили британского детектива. Однако со временем они увлеклись творчеством Артура Конан Дойла, оригинальный образ его героя завоевал их сердца, и это в конце концов убедило издателей США в правоте Макклюра.

В октябре 1891 года, через четыре месяца после того, как «Скандал в Богемии» открыл публикацию серии рассказов о Шерлоке Холмсе в журнале «Стрэнд», продемонстрировавшей несомненный успех творчества Артура Конан Дойла, руководство «Уорд, Локк энд компани» обратилось к писателю с просьбой написать предисловие для нового издания «Этюда в багровых тонах».

Все еще возмущенный тем грабительским контрактом1, который это издательство в свое время навязало ему, Артур ответил отказом. Теперь у него были круглый счет в банке и растущая репутация успешного писателя.

Руководство «Уорд, Локк энд компани» вновь обратилось с униженной просьбой разрешить использовать для нового издания подзаголовок с упоминанием хорошо известного теперь имени Шерлока Холмса.

Артур Конан Дойл отказал.

Новый, 1892 год был для Артура Конан Дойла радостным. Спустя одиннадцать лет после окончания Эдинбургского университета он наконец смог вкусить плоды успеха. В январском номере «Стрэнда», который вышел в декабре 1891 года, был опубликован седьмой рассказ о Шерлоке Холмсе под названием «Голубой карбункул». Это была, по существу, легкомысленная рождественская сказка, где действие происходило в атмосфере зимних праздников в Лондоне. За ним последовали рассказы «Пестрая лента», «Палец инженера», «Знатный холостяк», «Берилловая диадема» и «Медные буки». Этот цикл завершился в июле.

Артур Конан Дойл продолжал писать также научно-популярные произведения. Так, в январском номере издания «The Speaker» под редакцией известного журналиста Уэмисса Рейда была напечатана его статья о британском юморе, в которой была дана высокая оценка повести Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». В том же месяце в неформальном «Клубе лентяев» он встретил Джерома К. Джерома на вечеринке, организованной Робертом Барром, громогласным добросердечным редактором, который собирался начать издание нового сатирического журнала «The Idler» («Лентяй»). Там же Артур познакомился и с другими молодыми писателями, включая Джеймса Мэтью Барри, который окончил Эдинбургский университет в 1882 году, на следующий год после Конан Дойла. С тех пор Джеймс Барри написал три романа о своем родном городе Кирремуре (в произведениях он называется «Тримс») в Шотландии и сделал себе имя в качестве драматурга. Что же касается Роберта Барра, то он вырос в Канаде, стал известен там и в США своими статьями в издании «The Detroit Free Press». Позже Роберт Барр создал Эжена Вальмонта, тщеславного французского сыщика, который станет прообразом снобствующего бельгийского детектива Агаты Кристи – Эркюля Пуаро.

В мае 1892 года «Лентяй» опубликовал пародию своего редактора на Шерлока Холмса «Детективные истории, в которых все пошло наперекосяк: приключения Шерлоу Комбса». Принеся во вступлении этого рассказа извинения своему другу доктору Конан Дойлу и герою его превосходного «Этюда в багровых тонах», Роберт Барр (написавший этот рассказ под своим прежним американским псевдонимом «Люк Шарп») настолько ярко и красочно (и наряду с этим по-доброму) высмеял образ Шерлока Холмса, превратив его в такую неправдоподобную фигуру, что его произведение невольно превратилось в пародийный бурлеск:

«Я зашел к своему другу Шерлоу Комбсу, чтобы узнать, что он думает о тайне Пеграма, как эту историю окрестили газетчики. Детектив играл на скрипке с умиротворенным видом и таким благостным выражениям лица, которого я никогда не замечал у тех, кто в такие моменты оказывался на расстоянии слышимости».

В последний день мая того года Чарльза Дойла перевели в Королевскую больницу «Крайтон» для душевнобольных в городе Дамфрис, к юго-западу от Эдинбурга, почти на побережье напротив острова Мэн. У него диагностировали алкоголизм и деменцию; он забывал о том, что его посетил врач почти сразу же после визита. «Покладистый и инфантильный»2, – определил один из санитаров. Судя по всему, Чарльз Дойл не узнавал даже персонал, который постоянно ухаживал за ним. В свои шестьдесят лет он был кротким и смирным. «Безусловно, не представляет опасности для окружающих», – написал врач в его медицинской книжке.

Поначалу Чарльз Дойл еще мог похвалить пищу или заметить, насколько хорошо он спал. Постепенно, однако, его состояние начало ухудшаться. С ним все чаще случались эпилептические припадки. К следующему лету Чарльз Дойл превратился в буйного пациента с расстроенным мышлением. Несмотря на возбужденное состояние, он месяцами не вставал с постели.

Третьего октября 1893 года лечащий врач отметил, что Чарльз Дойл был в хорошем настроении и доволен окружающими. Пациент торжественно и мрачно вручил ему сложенный лист бумаги, сообщив, что делает это в знак признательности за прекрасную работу и что внутри – золотая пыль, собранная ночью из лунного света, который упал на его, Чарльза Дойла, кровать.

Через неделю Чарльз Дойл умер в конвульсиях на той же самой кровати от эпилептического припадка.

Финансовые заботы, казалось, оставили Артура Конан Дойла – по крайней мере в течение некоторого времени. Роман «Приключения Михея Кларка» хорошо продавался, повесть «Знак четырех» исправно привлекала новых читателей, а цикл рассказов в «Стрэнде» сделал имя Шерлока Холмса известным практически всем, – и писатель вполне мог позволить себе некоторый перерыв в работе. В декабре 1891 года Артур вместе с Туи и дочкой Мэри Луизой перебрался в Южный Норвуд, предместье Лондона, практически рядом с Кройдоном, в трехэтажную виллу из красного кирпича с остроконечной крышей, шестнадцатью комнатами, балконами, садом, обнесенным стеной, и металлическими колпаками на дымовых трубах. Новое обиталище на живописной Теннисон-роуд было бесконечно далеко от убогого врачебного кабинета в «Буш-Виллас». Норвуд был назван в честь большого участка дубового леса, называвшегося «Грейт Норс Вуд» («Великий Северный лес»), за счет которого в течение многих столетий на судоверфи поставляли лесоматериал, а в города – древесный уголь. Здесь из поколения в поколение жили цыгане, некоторые из которых в 1688 году попали в «Дневник» Сэмюэла Пипса[90].