Каллиопа действительно была измучена. Если бы ей удалось заснуть хоть на миг, наверное, она почувствовала бы себя лучше. И все же ей трудно было вообразить, что ее дух восстановится даже после полноценного сна – настолько все казалось унылым и мрачным.

Пришел рассвет. Жители города проснулись и приступили к своим обычным делам. Продавцы выкладывали товары, слуги сонно выполняли хозяйские задачи. Вдалеке на улице она заметила целенаправленно идущего человека. Она узнала его походку и проследила за его приближением. Видимо, он пришел поставить окончательную точку.

Внизу поднялась суматоха, и вскоре скрипнула дверь.

– Каллиопа? – В голосе Джеймса слышалась необычная для него неуверенность.

Она не обернулась, но почувствовала, как он подошел.

– Повернись, пожалуйста. – Это было сказано очень тихо.

Каллиопа печально покачала головой, продолжая смотреть в окно на мир, занятый повседневными хлопотами. У нее сжалось сердце, когда она увидела, как хорошо одетая женщина ущипнула за чепчик стоящую рядом девочку.

– Уйдите, пожалуйста.

– Каллиопа, я пришел извиниться. Я знаю, что ты вчера приходила ко мне.

– Вы не сказали ничего такого, что не было бы правдой.

– Нет, это неправда. Я злился, и мне было больно.

Каллиопа посмотрела на свои перевязанные руки – рабочие руки, не похожие на руки леди, а потом посмотрела на него через плечо. Его окутывал серый утренний полумрак.

Она снова отвернулась к окну.

– Милорд, мы с вами из разных миров, вы и я. Вы маркиз, пэр ее величества, а я... – Ее голос угас. – Кто его знает, что я такое...

– Кому какое дело, из каких мы миров?

– Всем есть до этого дело, Джеймс.

– Нет, не всем. Моих друзей заботит только мое счастье, а меня ничуть не заботит мнение моих пэров. Ты-то должна бы уже это понять. Ты мне подходишь. Это все, что меня заботит.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.

– Почему?

– Потому что ты мне нужна.

Каллиопу пронзило странное горько-сладкое чувство. Она вдруг почувствовала свое единство с матерью и наконец поняла решение матери остаться с мужчиной, которого та любила, вне зависимости от ситуации.

Повернувшись, Каллиопа грустна взглянула на Джеймса и погладила его по щеке.

– Я люблю тебя, Джеймс, но не могу быть с тобой.

– Ты меня любишь? – Это был почти шепот. – Тогда почему нет?

Каллиопа отвернулась к окну, не в силах смотреть на него.

– Мне не нравится играть такую роль. Я любила маму, и я начинаю понимать выбор, который она сделала. Но это был ее выбор, это то, что я сейчас не могу сделать.

– Что? – Он смешался, видимо, что-то решая про себя, а потом сказал: – Кажется, я все слишком запутал, но раньше я никогда никого не любил, и поэтому сейчас мне так нелегко...

У нее упало сердце.

– Что? Что ты сказал?

– Я прошу тебя, дай мне доказать это.

Неужели это он сейчас сказал, что любит ее?

– Я долго отгораживался от этого чувства, Калли. Может, мне понадобится время, чтобы соскрести с себя ржавчину, но я этого отчаянно желаю, даже если на это уйдет целая вечность! – Джеймс вынул из кармана цветок, синий с красным. Один красивый цветок, такой же, как на балу у Киллроев. Каллиопа машинально взяла его и вдруг заметила, что лепестки слегка помялись в кармане, а к стеблю прилип песок. Похоже на них с Джеймсом. Интересно, чей сад он ограбил? Впрочем, теперь это не имело никакого значения – теперь она все поняла правильно.

Каллиопа шагнула к нему. Ее рука зацепилась за штору, и солнечный луч, ворвавшись в комнату, лег к их ногам. И тогда Джеймс вступил в полосу света и обнял ее.

Каллиопа развернула утреннюю газету.

Всю первую страницу занимали рисунки на тему «Маркиз женится». Головокружительная свадьба! На потолочных балках висят акробаты, негодующие матроны сидят рядом с женщинами сомнительных добродетелей, наивные дебютантки убегают от разряженных актеров, Рот и Стивен подмигивают полуодетым хористкам...

В центре, безразличный к окружающему хаосу, стоит красивый жених и с любовью смотрит на сияющую невесту. В руке у него один-единственный прекрасный цветок.

Каллиопа улыбнулась, отпустила газету, и та, спланировав, накрыла бумаги на ее столе.

– Прощай, Томас Ландерс, и спасибо тебе!