Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павел бил по рулю, отъезжая всё дальше.
Глава 28
Чайник
Пост размещен на Пикабу в четверг, в 13:56:
Как я в «Агентство по борьбе с нечистой силой» обратился:
Пост размещен пользователем Andreus45686:
Моя мама любила к гадалкам ходить. И меня тащила заодно. Просто посидеть или чай попить после сеанса. Так сказать, задобрить гадалку. Чтоб она в следующий раз получше наколдовала.
Скептики скажут — «Бред это всё, в магию не хватало ещё верить, голову чепухой забивать». А я вам скажу, что тоже так думал. И, как обычно это бывает: до поры до времени.
Сижу, значит, на задней парте, в институте, один, никого не трогаю. Пара началась минут десять назад, семинар. И тут, на всех парах, толкая дверь, испытывая петли, влетает девушка. С черными-черными волосами, пышными. Чертовски красивыми. А преподаватель ей:
— Чего забыла голубушка, десять минут, как пара идёт. Ишь какая!
Слушает стоит девушка эту бабку, но вполуха. Глаза по классу водит и вдруг, на мне останавливается. Улыбается, я аж покраснел. Давно уже так на меня не смотрели.
— Ты всё поняла, голубка? — не отставал препод.
Девчонка кивнула и сказала:
— Можно сесть?
— Садить.
И походка, какая красивая, у меня дух перехватило. Всё ближе она и ближе.
— Можно? — улыбается мне этот ангел, подойдя.
Я чудом слюной своей не подавился и смог ответить:
— Конечно.
А пахла, как чудесно! Не представляете.
Стали на каждой паре, где возможно, вместе сидеть. Она смотрела на меня иногда, когда думала, что я занят писаниной, а если голову подниму, то быстро отворачивалась и хитро улыбалась.
Ещё любил, когда она мне что-то в тетрадке или в учебнике объясняла. Двигалась ко мне поближе, да так, что духи её, меня с ума сводить начинали. Слушать, что она там объясняет, было невозможно. Тут я и понял, что влюбился по уши.
Шли месяцы, а я всё никак не мог решиться, как к вопросу подойти. Не хотелось разрушать идиллию, понимаете? Хорошо же общаемся. Страшно.
Наступила зима. Похолодало не только на улице. Ксюша, так её звали, меньше стала разговаривать. Я спрашиваю «может, случилось что?». Она улыбается фальшиво, говорит, что нет. Мне и сказать нечего в ответ. Что я, требовать буду? Навязываться? Но душа болит. Как ни крути, лежу вечерами, смотрю в потолок и думаю: «момент упущен».
Я решаю, что мне больше нечего терять. Скажу прямо, как есть, что люблю, жить без неё не могу, пусть сама думает, что делать и что сказать.
Я жду её после института, у выхода. Она проходит мимо, едва меня замечая. Я останавливаю её рукой. Она подозрительно на меня смотрит. Будто я не друг её, а мужик какой-то левый, что пристал.
Слова мои выходят тяжело, бояться. Я нервничаю, сердце бешено колотится. Но всё говорю. Что люблю и жить не могу.
Она стоит. Молчит. Я думал, может, она размышляет чего. Стоим около минуты. Я хочу уже развести руками в стороны и сказать «и что скажешь», как она выдаёт, мне прямо в сердце:
— Ты закончил?
Хотелось произнести тираду. Да как ты смеешь?! И это всё, что ты можешь сказать?! Только сердцу не прикажешь. Я разворачиваюсь и ухожу.
Прихожу домой, открываю бутылку и начинаю заливаться. Никогда такой боли не испытывал. Ждал, пока пройдёт.
Весна. Я звоню маме. А сам стою у места, где раньше гадалка сидела. Где мы все вместе пили чай и печёнки ели, да в судьбу заглядывали.
— Мам, привет, скажи, где гадалка, что с детства моего? Куда переехала?
Сажусь в автобус, еду на новое место. Почти бегу к дому, обветшавшему. Видимо, не пошёл бизнес у гадалки.
На входе собака уставшая. Лаяла, пока не погладил её.
Зашёл в дом, зову гадалку. Слышу, скрипит пол. Жду. Выходит, под стать этому дому, такая же обветшавшая старушка. Глаза чёрные-чёрные.
— С чем пришёл, сынок? — говорит тихо, хрипит.
Я краснею от стыда, но говорю.
— Приворожить надо, девушку. Можете?
Старуха улыбается. Но мне спокойнее не становиться, скорей наоборот.
— Садись — говорит, — рассказывай, что за девчушка, и я решу, помогать или нет.
Сначала скромно, а затем со всеми подробностями и переживаниями, я рассказываю, что произошло.
— Не могу, бабушка, думал пройдёт, да три месяца, как прошло. Болит, как в первый день. Люблю я её. И буду хорошим мужем. Я обещаю.
Гадалка кладет руку на стол, ладонью вверх и говорит:
— Дай, палец свой.
Я протягиваю руку. Жду.
Она достаёт иголку. Я, испугавшись, хочу руку убрать, но она её уже схватила за запястье и силища непомерные. Не оттянуть назад. Я напуган. Хочу уйти, начинаю тянуться назад.
— Хочешь, её вернуть?
Я останавливаюсь, киваю.
— Тогда сиди смирно.
Уколола гадалка иголкой палец. Притянула палец ко рту и облизнула. Я видел свою кровь на её белом языке. Что тут сказать, меня тошнило.
Сидит бабка. В сторону смотрит. И кивает изредка. И тут, наконец, отпускает мою руку и объявляет:
— Помогу. Неси волос её.
Я тянусь в карман и краснею ещё сильнее. Достаю шкатулку, открываю её и показываю гадалке волос Ксюши.
— Я предполагал, необходимость подобной вещи.
Опять старуха улыбается. Мне взгляд отвести охота, но боюсь спугнуть, как бы не передумала.
Гадалка уходит в другую комнату, очень медленно, в силу старости.
Возвращается с кружкой и горячим чайником. Что странно, и я до сих пор в этом уверен, не было у неё плиты в доме, чего уж там, электричества тоже. А вода кипячёная есть.
Налила она мне в кружку и говорит:
— Клади волосы, свои сначала, затем её.
Я слушаюсь, делаю, как говорит. Она даёт мне ложку, я ей мешаю свой напиток: кипячёную воду с волосами. И жду дальнейших указаний.
— Пей, — говорит.
Я делаю глоток. На вкус, как вода.
Я делаю второй глоток и во мне зарождаются сомнения:
— Это всё? Вода с волосами? Так просто?
Бабка щурится.
— Я помню твою мать. Хорошая женщина. В знак дружбы, тебе я помогаю. Это не вода, сынок, на вкус вода, на деле нет. Пей и не задавай глупых вопросов.
Я не тяну, не раздумываю. Выпивая, как можно быстрее, хочу уйти, избавиться от тревоги в животе.
На дне, два волоска.
Гадалка протягивает длинные сухие пальцы и забирает кружку.
— Дай свою шкатулку, — приказывает.
Я не медлю. Шкатулка катится по столу, и бабка ловит её у самого края. Хорошая реакция для таких лет.
— Если захочешь разбить приворот. Сожги эти