И когда Дмитрий медленно повернулся, стало ясно, что он того же мнения. Мрачность на его лице сменилась изумлением.

Не он один был изумлен. Далеко от того места, которое я видела глазами Лиссы, мое тело почти перестало дышать. То, что я успела разглядеть прошлой ночью, потрясало. Но это… Вид его так близко, глядящего на Лиссу — а через нее как будто на меня, — вызывал чувство благоговения. Это было чудо. Сказка. Подарок судьбы.

Серьезно, как можно думать, что он стригой? Он привел себя в порядок после сражения, и сейчас на нем были джинсы и простая черная тенниска. Темно-каштановые волосы стянуты в короткий конский хвост, легкая тень на нижней части лица свидетельствует о необходимости побриться; хотя, конечно, никто не рискнет дать ему бритву. Как бы то ни было, от этого он выглядел еще более привлекательным и живым. Исчезла смертельная бледность кожи, всегда вызывавшая у меня дрожь; его глаза, когда-то красные и ужасавшие более всего прочего, сейчас казались прекрасными. Точно такие, как раньше: теплые, карие, с длинными ресницами. Я могла бы смотреть в них вечно.

— Василиса… — прошептал он, и при звуке этого голоса у меня стеснило в груди. Господи, как давно я не слышала его! Как скучала по нему! — Ты вернулась.

Как только он устремился к прутьям решетки, стражи вокруг Лиссы начали смыкать ряды — на случай, если он попытается вырваться на свободу.

— Отойдите! — царственным тоном приказала она, сердито глядя на них. Сначала они не двинулись с места, и она повторила с нажимом: — Что я сказала? Отойдите!

Благодаря нашей связи я почувствовала легкое прикосновение магии принуждения, которой она приправила свои слова. Держать в подчинении такую большую группу людей она не могла, но добилась желаемого — между ней и Дмитрием освободилось небольшое пространство. Когда она снова переключила внимание на него, это опять была сама доброта.

— Конечно, я вернулась. Как ты? Они… — Она бросила взгляд на стражей. — Они хорошо с тобой обращаются?

— Прекрасно. Никто не причиняет мне вреда. — Прежний Дмитрий в жизни не признался бы, даже если бы ему и причинили вред. — Просто все задают и задают вопросы. Очень много вопросов. — В его голосе звучала усталость, тоже не свойственная стригоям, которые, похоже, вообще не нуждаются в отдыхе. — И мои глаза. Они по-прежнему хотят исследовать мои глаза.

— Но как ты себя чувствуешь? В сознании? В душе?

Если бы ситуация не была такой серьезной, она могла бы показаться мне забавной. Такие вопросы обычно задают врачи; терпеть не могу, когда об этом спрашивают, но сейчас страстно хотела знать, что на самом деле чувствует Дмитрий.

Его взгляд, до этого прикованный к Лиссе, ушел в сторону, стал рассеянным.

— Это… Это трудно описать. Как будто я спал и проснулся… после ночного кошмара. В нем будто кто-то другой захватил мое тело, а я смотрел со стороны на то, что он делает… как в кино или в театре. Но на самом деле это был не кто-то другой. Это был я сам. И вот теперь я здесь, и мир вокруг переменился. Как будто я заново узнаю все.

— Это пройдет, когда ты привыкнешь к себе прежнему.

Она, конечно, не могла знать этого точно, но почти не сомневалась, что так и будет.

— Они так не считают. — Он кивнул на стражей.

— Они поймут, — решительно заявила она. — Просто нам всем требуется время. — После небольшой паузы Лисса неуверенно добавила: — С тобой хочет повидаться… Роза.

В мгновение ока задумчивое, почти мечтательное выражение слетело с лица Дмитрия, взгляд снова сосредоточился на Лиссе. И впервые я заметила, как в нем мелькнуло по-настоящему сильное чувство.

— Нет. Кто угодно, кроме нее. Я никак не могу встретиться с ней. Пожалуйста, не позволяй ей приходить сюда.

Лисса растерялась. Тот факт, что вокруг толпились наблюдатели, только усложнял ситуацию. Она понизила голос.

— Но… она же любит тебя. Беспокоится о тебе. То, что произошло… ну, что мы сумели спасти тебя… в основном это ее заслуга.

— Меня спасла ты.

— Я сделала лишь последний шаг, а все остальное… ну, почти все… Роза.

Например, организовала преступнику побег из тюрьмы.

Дмитрий отвернулся от Лиссы, огонь чувства, на мгновение осветивший его лицо, погас. Отойдя в сторону, он прислонился к стене, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и снова открыл их.

— Кто угодно, кроме нее, — повторил он. — Это невозможно — после того, как я обходился с ней. Я творил множество… ужасных вещей. — Повернув руки ладонями вверх, он посмотрел на них, словно рассчитывая увидеть кровь. — Но то, как я поступил с ней, — хуже всего; в особенности потому, что речь идет о ней. Она приходила, чтобы спасти меня, а я… — Он покачал головой. — Я ужасно обходился с ней. Я ужасно поступал с другими. И после всего этого я просто не в силах встретиться с ней. Тому, что я делал, нет прощения.

— Это не так! — горячо возразила Лисса. — Это был не ты. Она, конечно, простит тебя.

— Нет, для меня невозможно прощение. Я не достоин ее, не достоин даже находиться рядом с ней. Единственное, что я могу сделать… — Он вернулся к Лиссе и, к изумлению нас обеих, рухнул перед ней на колени. — Единственное, что я могу сделать — чтобы хотя бы попытаться искупить свою вину, — это отплатить тебе за то, что спасла меня.

— Дмитрий, — дрожащим голосом начала она, — я уже объясняла…

— Я чувствовал твою силу. — Он поднял на нее полный восхищения взгляд. — Чувствовал, как ты возвращаешь мне душу. Чувствовал, как ты исцеляешь ее. Я перед тобой в неоплатном долгу и, клянусь, весь остаток своей жизни потрачу на то, чтобы хотя бы отчасти отплатить тебе.

— Я не хочу. Ты ничего не должен мне.

— Я обязан тебе всем. Своей жизнью… своей душой. Только так я могу хотя бы приблизиться к тому, чтобы искупить свою вину за все, что натворил. Этого недостаточно, да, но это все, что в моих силах. — Он стиснул руки. — Клянусь, что бы тебе ни понадобилось, я сделаю все. Всю оставшуюся жизнь я буду служить тебе, защищать тебя. Выполню любую твою просьбу. Моя преданность навеки принадлежит тебе.

Лисса снова начала отказываться, но потом ей в голову пришла одна мысль.

— И встретишься с Розой, если я попрошу?

Его лицо исказилось.

— Что угодно, только не это.

— Дмитрий…

— Пожалуйста. Во всем остальном я полностью в твоем распоряжении, но увидеться с ней… Это будет слишком больно.

Наверное, только этот довод и мог помешать Лиссе дальше настаивать. И конечно, отчаянное, удрученное выражение его лица — такое, какого ни она, ни я никогда прежде не видели. В моих глазах он всегда был сильным, но сейчас выглядел ужасно уязвимым. Не слабым — просто сложным. За это я еще больше любила его — и еще горячее хотела помочь.