Не открывая глаз, ездовой резво вскочил, в несколько секунд запряг Бабетту и сел на козлы. Н-но! — и музыканты выехали из подворья под злобный лай собачьей стаи.

— Проснись, Мирча! — взмолился Сашка.

— Не бойсь, — пробормотал сонный Мирча, — Бабетта до Красноильска сама дорогу знает, а там я уже всегда просыпаюся.

Бабетта резво понесла по сельской грунтовой дороге. Ехали молча, опасливо вглядываясь в придорожный лес, пока не услышали приближающийся цокот копыт. Ездовой проснулся, заозирался суетливо и, увереннее взявшись за вожжи, кинул деловито за спину:

— Это, наверно, Петро Кабек з Залуччи, он всегда музыкантов после свадьбы догоняет. Прячьте гроши, хлопцы, бо отнимет.

Ребята зашуршали, пряча деньги в футляры инструментов. Но это был не Петро Кабек. Хуже. Это был участковый Дуда.

— Ромалы! — спешившись, обратился участковый к Майзелю, Ройзману, Гольду и Шустеру. — Отут кладбище недалеко.

— Очень интересно!.. — попытался пошутить Филя.

— Так давайте по дороге зайдете туда и моему тату поиграете, хлопцы. Очень уж мой тато музыку уважал!

Музыканты оцепенели.

— Не… — неуверенно ответил Сашка.

— Пане музыкант, — обратился Дуда уже только к Сашке как главному и завозился с пуговкой кобуры, — пойдем, пане музыкант. Тут же недалеко!

— Я не пойду, — решительно ответствовал Сема, — я на похоронах и вообще на кладбищах не играю. Принципиально!

— Я маме скажу… — захныкал Гришка.

Воинственный Филя Ройзман, известный среди цыган матерщинник, уже было открыл рот, чтобы начать обзываться, но тут участковый расстегнул наконец кобуру — и плохие слова застряли у Фили в горле.

— Пошли, хлопцы… — предложил участковый миролюбиво, даже приветливо.

Музыканты безмолвствовали. Участковый сделал вид, что вытаскивает пистолет. Музыканты сделали вид, что встают. Участковый вытащил пистолет. Музыканты встали… Быстро похватав свои инструменты, они спрыгнули с телеги, оставив протрезвевшего трясущегося Мирчу ожидать на дороге.

— Играйте уже! «Сырбаску»! — приказал Дуда, когда они пришли на место, и забился в конвульсиях раскаяния, приговаривая: — Тато! Тато! Я пришел, твой сын неблагодарный! — и размазывая слезы по лицу рукой, в которой держал пистолет Макарова.

Сашка, Сема, Филя и Гришка завели веселую плясовую «сырбаску», от страха впервые в жизни отчаянно фальшивя.

Ночь в горах черная, глубокая, густая, плотная. Особенно перед рассветом. Но именно в это время на рынок в Красноильск или в Черновцы едут на телегах люди, чтоб успеть туда пораньше со своими сыром, бараниной, травами, грибами, ягодами и шерстью.

Каково было их изумление, когда со стороны мрачного ночного кладбища они вдруг услышали звуки скрипок, аккордеона и саксофона… Мороз побежал по коже, хозяева хлестнули вожжами коней и постарались побыстрее проехать этот страшный участок дороги. А потом еще долго рассказывали всем в округе, что по ночам на Залучанском кладбище музыки играют, а около кладбища стоит телега, и в нее запряжена немыслимых размеров черная лошадь, а на козлах сидит черный страшный человек и смеется-заливается нечеловеческим смехом… И добавляли уже каждый свое, кому что привиделось или кто уже что придумал.

Сегодня наш Сашка — известный и уважаемый врач. Но иногда в кругу друзей нет-нет да и вспомнит он свою цыганскую юность, когда играл он на свадьбах и встречал там уйму невероятного, колоритного народу. И никогда, говорит Сашка, никогда он не испытывал такого многообразия и ослепительной яркости жизни, как тогда, глубокой черной ночью, когда играл «сырбаску» на цыганском кладбище покойному отцу участкового милиционера Дуды…

Так. Ну и газета у нас есть одна! Называется «Будильник». Ну пишут! Ну редактор, Петя Довжик, — голова! Ну вообще! Вот, например, раскопал Петька такой факт, будто в Черновицкой области обнаружили девочку, которую якобы когда-то подобрали и воспитали гуси. Люди чуть с ума от любопытства не сошли, тираж увеличился, газеты во всех киосках раскупили, очевидцы откуда-то взялись. Пишут письма Петьке: да-да, я сам видел: давно это было, гуси гоготали. Думал, чего это они? А это они, оказывается, нашли девочку и воспитывают ее, вот оно что. На местном телевидении тоже какие-то странные люди стали выступать, давать интервью, рассуждать, возможно такое или невозможно, чтобы гуси воспитали девочку. Петя Довжик новый галстук купил. И джип.

Пошумели месяца три. И как-то само собой затихло.

А потом вдруг Довжик раз — и опровержение шлеп! В газету свою. Мол, нет, дорогие наши подписчики и читатели, не так это было. У одной женщины (вроде где-то у нас она в городе живет, но у кого ни спросишь, никто ее не знает, ну никто, — где она живет, кто ее видел, кроме Довжика…), так вот, пишет Довжик изобретательный, оказывается, у этой женщины родился удивительный ребенок. Девочка родилась. Удивительная. Экология, то да се… Короче, только не ахайте, — с крыльями она у нее родилась. Где она родилась, в каком роддоме — никто не знает. Один Довжик. А больше никто не видел, но где-то вот тут, близко, рядом. Так в «Будильнике» написано, так люди пересказывают. Да. Ну вот. Ее сразу — в лабораторию. Такая, оказывается, есть у нас секретная лаборатория — никто про нее не знает, никто не видел, нигде ее на карте города нету — но она есть, Довжик видел, знает, и так его газета и написала: есть такая секретная лаборатория. Кто там работает, какие ученые — никто их не знает, где они у нас в нашем маленьком городе проживают, где они учились, где защищались, как зовут, но есть такие у нас в городе ученые и секретная подземная лаборатория, да, есть. И, как выяснилось, знаний или оборудования, или еще чего-то там у этих наших ученых не хватило, и они решили эту девочку крылатую перевезти в город побольше — например, Львов. Автобусом. Нет, не рейсовым. Специальным секретным автобусом специальной закрытой секретной лаборатории. Никто ни разу не видел этот автобус, но есть такой — так Довжик пишет. Есть такой специальный, бронированный. Наверное. А какой же еще… Повезли в город Львов. Там тоже есть такая секретная лаборатория со всеми их секретными делами, учеными секретными. Те уже губу раскатали — загадка нового века, крылатый человек. А девочка эта, не будь дурой, сбежала по дороге. Вот молодец! А что ж, ей уже больше двадцати лет, этой девочке. Кто ее летать научил — неизвестно. Не мама же. У нее же мама обыкновенная, не летающая. Как, скажем, курица. Курица ведь тоже не летает. Ну или там страус… Кто научил летать — не знаю. А может, как раз и гуси. У нас же в области самая модная теперь птица — гусь. И, главное, такие подробности: размах крыльев у этой девочки — два с половиной метра. Во, девочка еще та!

Так вот — она смылась. Не знаю… Может, надоело ей по лабораториям шастать, может, просто весна, брачный период, она ведь все-таки молодая. А что?! Ей сбежать — раз плюнуть, крыльями взмахнула — и фьють, поминай как звали, дернула из автобуса, обгоняя вертолеты. А как звали-то ее все эти двадцать лет? Что-то никто и не говорил, как звали. И в газете вроде имя не называли. Довжик в секрете держит. Наверное, это чтоб не звали, если ее где-нибудь на крыше или на дереве увидят. Вот зовут ее, к примеру, Галя. Кто-то ласково ее: «Га-а-аля! А, Галя?» Она, может, доверчивая, а ее — хвать! Американцы. И к себе в НАСА. О! Знаем мы этих американцев. Они все готовы утащить, что у нас с крыльями, особенно гусей. Вон понаехали из штата Юта мормоны — фермы гусиные у нас пооткрывали. На пустырях и на стихийных мусорных свалках наших украинских. Ой, эти американцы! Даже рапс наш стали вывозить — это такое растение. Выращивают, собирают тщательно и увозят. Наш рапс! С нашей украинской земли рапс! А из него такое делают — жуть. Топливо специальное биологическое. Ох, непростые! Короче, чтоб американцы нашу летающую девочку не стырили, нам ее имя в газете и не назвали. Просто девочка — и все. С крыльями.