Клементс пересказывает Таннеру содержание разговора, приводя его в экстаз.

Детектив осаждает его: – Информация Фионы не подтверждает связи Даана с исчезновением Кэйли.

– Да, не совсем, но она точно проливает навый свет на ситуацию. Или, скорее, тот же свет, но более яркий.

– Я все думаю, почему сообщения якобы от Кэй Даану прекратились сразу после того как раскрылось ее двоебрачие. Это только подтверждает, что не Кэй отправила эти сообщения, как и заявлял Даан.

– Потому что откуда ей знать, что ее раскрыли и можно перестать притворяться?

– Вот именно. С чего бы ей прекращать поддерживать видимость? Меня беспокоит, что сообщения не появлялись с момента, как оба мужа узнали правду.

– Значит, вопрос в том, у кого из них телефон? У горячего отца, который пытался выиграть время, прежде чем ее исчезновение заметят? Или же у ловеласа, пытавшегося создать себе алиби, якобы продолжая переписываться с ней?

– Прекращать писать было ошибкой, – кивает Клементс. – Кто ее допустил?

Ей не нравилось, что Даан Янссен мог завинчивать свои эмоции, как кран. В одну секунду он страшно беспокоится, требуя найти его любимую жену, а в следующую превращается в воплощение холодного безразличия, отбрасывая любую связь с ней. Клементс почти понимала трансформацию, вызванную противоречием между любовью и болью, но он спит с другими (нет повода считать, что Фиона единственная, с кем он изменял жене), а это делает его не таким уж очевидным претендентом на звание мужа года. Если он не раздавлен, тогда смена взволнованности на безразличие попросту указывает на нестабильность. Детективу нужно в этом разобраться, обдумать. Однако у нее нет на это времени, у нее снова звонит телефон.

– Детектив-констебль Клементс.

– Это Паула Кук. Я сестра первой жены Марка Флетчера.

– Здравствуйте.

– У моего племянника была ваша визитка.

Клементс дала визитку обоим мальчикам, но она угадывает: – Оли?

– Да. Послушайте, я не знаю, какое это может иметь значение. Но я подумала, что нужно все равно об этом упомянуть. – Ее голос громкий, но подрагивает – противоречие. Она говорит с почти агрессивным нажимом, но все же эта настойчивость явно вызвана тревогой и опасениями.

– Слушаю.

– Вы знаете, что мы с Марком близки. Он хороший человек. Отличный отец.

– Ладно. – Клементс любопытно, к чему она ведет. Похоже на предложение, ведущее прямиком к «но».

– И вы знаете, я не очень тесно общаюсь с Ли, или Кэй, или как там ее зовут.

– Точно.

– Но я думаю, это естественно, ведь я сестра Фрэнсис. Ли появилась очень скоро после смерти моей сестры. Я просто не думаю, что была к этому готова.

– Ладно.

– Оли и Себ сейчас у меня и они рассказали мне о вас, о расследовании, о ваших вопросах. Оли упомянул, что по словам Марка Фрэнсис умерла от рака.

– Да. Верно.

– Ну, это не так.

– Она не умерла?

– Умерла, но не от рака. Она упала с лестницы. Она болела раком. Она могла в итоге умереть от этого или выздороветь. – Паула говорит последнее слово с придыханием. Затем более твердо добавляет: – Мы никогда не узнаем. Она упала с лестницы и свернула шею.

– Но Марк Флетчер сказал, что причиной смерти был рак.

– Он всегда так говорит.

– Почему?

– Я не знаю. Вам нужно спросить у него. Она была очень ослаблена. Проходила химиотерапию. Она якобы пыталась самостоятельно дойти до ванной, но ей не хватило сил. Марк был внизу, делал чай.

Клементс задумывается, не барахлят ли ее детективные навыки. Ошиблась ли она, поверив на слово в причину смерти первой жены? Может, ей нужен отпуск? Смена питания? Или ставить под сомнение смерть первой жены не в ее компетенции? Должна ли эта информация восприниматься как победа, а не ошибка, допущенная несколько дней назад? Она не знает. Иногда сложно быть уверенной и легко усомниться в себе. Но теперь она намерена все тщательно проверить.

– Кто еще был в доме, когда это случилось?

– Они были одни. Я присматривала за мальчиками.

– Почему вы решили мне об этом сообщить?

– Я не знаю. Я себя за это ненавижу, я не хочу навлечь на Марка проблемы. Я правда не думаю, что он замешан в исчезновении Ли, но мне кажется, вам нужно знать факты. Оли разбит. Сам не свой. Он так злится. Меня это беспокоит.

Конечно он разбит – его мачеха с двумя мужьями исчезла – но Клементс спрашивает: – Как по-вашему, почему он так разбит?

– Он сказал, что знал об измене матери.

– Он знал?

– Да, он увидел ее с другим мужчиной примерно шесть месяцев назад. Бедняга жил с грузом тайны все это время. Я просто думала, если ребенок узнал о ее секрете, может, один из мужей тоже догадался. Может, она была не такой осторожной и ловкой как ей казалось. – Детектив слышит презрение и беспокойство в голосе Паулы.

– Что вы хотите сказать? Думаете, Марк Флетчер способен на насилие?

– Нет, не думаю. Он очень хороший парень. Я не знаю, что говорю. Мне не стоило звонить. – Она резко бросает трубку. Это не имеет значения, Клементс не требуется заявление, зацепки достаточно. Она сообщает Таннеру и просит его добыть заключение судмедэксперта по делу Фрэнсис Флетчер.

– Вот так задумываешься всегда, не так ли? Она поскользнулась или ее толкнули? Знаешь, за смертельно больным членом семьи непосильно сложно ухаживать, – говорит Таннер, чуть ли не потирая руки от нескрываемого восторга.

– Ну, даже если ты прав насчет этого, во что я лично пока не верю, здесь вряд ли есть закономерность.

– Две мертвые жены.

– Мы не знаем, что Кэйли мертва, – возмущенно говорит Клементс.

– Мы не знаем, что она жива.

– Тела нет, никто ее с лестницы не толкал. Перестань, Таннер, это безумное предположение.

– Я не предполагаю, а выстраиваю теорию.

– Придерживайся фактов, Таннер, – но даже высказывая замечание, Клементс уже пытается вспомнить, сколько лет Оли Флетчеру. Он уже мужчина или еще мальчик? Сеть совсем не затягивается, а расширяется.

А время идет.

35

Кэйли

Воскресенье, 22-е марта

Прошлой ночью я замерзала, сегодня я задыхаюсь. Погода восхитительная, я вижу голубое небо в окне соседней комнаты и даже ощущаю тепло солнца, пышущее сквозь доски, прикрывающие окно моей тюрьмы. Сейчас только март, почему так жарко? Сколько я здесь пробыла? Недели, месяцы? Я знаю, это неправда, не может такого быть. Но, может, и да. Я растеряна. Я уже не понимаю, где правда.

Может, никогда не понимала.

Я мечтаю о воде, еде, унитазе. Растянувшись на полу и просунув голову в сделанную мной дыру, я наслаждаюсь роскошью ветерка, проникающего в окно. У меня все болит после того как я колотила цепью о батарею. Никто не пришел. Мне нужно отдохнуть, совсем немного.

Мне нужна вода.

Я так устала.

Я засыпаю. Не сопротивляюсь этому. Я благодарно погружаюсь в сон.

Мне снится, как я составляю список всего, в чем заключается для меня брак с Марком. Я преподношу список Санта-Клаусу в «Хэрродс». Мы возили туда мальчиков, когда