Андрей пошарил рукой по спине друга и обнаружил место, куда вошли пули – под левую лопатку, в позвоночник и в мякоть плеча. Васька никогда не был трусом, а получил три пули в спину. И не его вина в том, что только так и стреляли бандиты. Стреляли, а потом удирали, как сейчас, по Московскому…

Капитан понимал, что дело дохлое, и Ваську уже не спасти. Но он всё же смотрел на разноцветные окна, мысленно умоляя хоть кого-нибудь выйти и помочь. Музыка так и гремела – куда громче выстрелов из пистолета с глушителем, а вокруг всё дышало каменным спокойствием – будто ничего не случилось. Только Васька, ещё пять минут назад молодой и здоровый, дёргался в предсмертных судорогах.

На лестнице зацокали каблучки, и во двор выскочила высокая девушка в светлых брюках, отбрасывая назад длинные, медово-золотистые волосы. Увидев Андрея над распростёртым телом, она отшатнулась.

– Чего?.. Что тут было?!

Андрей узнал Клавку Масленникову и кивнул ей, не вынимая рук из-под спины Павлюкевича.

– А-а, привет… Что скажешь, подруга?

– Я ждала вас… – Клава, забывшись, по-детски сунула в рот кончики пальцев. – Он ранен, да? Скажите, ну, пожалуйста… Его раскололи, правда? Стрельнули? Сколько их было, много?

Андрей попробовал усмехнуться, но только страшно скривил лицо.

– Двое. Вышли из вашего подъезда.

– Из нашего? – Клава, как коза, прыгнула к ним прямо из парадного. – Но он… бандит… в другом! Как Вася, живой? Васенька, миленький, тебе больно? – Девушка, суетясь и всхлипывая, заглядывала Павлюкевичу в лицо.

Андрей оторопело смотрел на неё, стараясь отогнать видение. Точно так же тогда, девятнадцать лет назад, на старом питерском чердаке, к нему склонилась Вероника. Клавдия действительно была на неё похожа – те же волосы, фигура, голос. Как он не заметил этого раньше? Где только Стас, самоубийца паршивый, такую выкопал? Да, у него сестра – манекенщица, вот и познакомила…

– Клава, давай-ка быстренько «скорую»! Гляди, сколько крови – каждая минута на счету. Вызывай, а потом сразу же – ко мне!

– Сейчас! Андрей, я мигом! Думаешь, спасут? Ой, Васенька, он же молоденький совсем. Как жалко его!..

– Ну-ну, не причитай! Делай, что я говорю. И не засвечивайся – тебя другие «шкафы» могут увидеть. А Стас и так под подозрением… Не смотри на окна и прячь лицо. Ладно, давай, я жду.

Клавка пропала в подъезде. Озирский даже не заметил, как сверкнула молния, потому что пристально смотрел ей вслед. Гром ударил над самым двором, земля под асфальтовым панцирем содрогнулась, и тут же хлынул ливень.

Андрей затащил Василия под крышу, и долго стоял около него на коленях, чувствуя холод каменного пола. Ступени на лестнице были щербатые и скользкие, пахло вокруг сыростью и кошками. Эхо металось под закопчёнными сводами, откуда свисали обгорелые спички. Время от времени они срывались и падали вниз, оставляя коричневые пятна-ожоги. Васька уже не хрипел – он затих, и только в груди его тихонечко булькало. Андрей сквозь зубы ругал Клавку за то, что долго возится. Ещё немного, и «скорая» приедет к трупу.

Двор блестел лужами, и кошки разбежались. Одна прошмыгнула за спиной Озирского вверх по лестнице. Тут же молния осветила ступени, и опять ударил гром. Андрей не вытерпел и закурил «Кент», сидя на корточках около Павлюкевича. Призрак Ники являлся к нему не впервые. Так было той зимой, после похорон на Сестрорецком кладбище. Нику закопали у могилы матери, и Андрей видел всё это. А потом, вернувшись на Литейный, он долго сидел и курил, запустив пятерню в сальные патлы.

Он думал о том, что должен хоть чем-то искупить свой грех. Отмучиться за тот вечер у Летнего сада, когда он предал свою любимую девчонку, тем самым толкнув её в могилу. А потому, если он ещё человек, а не мразь, надо кончать с такой жизнью. Раз и навсегда, с завтрашнего дня он завяжет с прошлым, чего бы это ни стоило…

А утром Андрей почувствовал, что подохнет, если не уколется. Дрожа в ознобе, он схватил ножницы и отрезал длинные волосы. Ломка плющила его, как асфальтовый каток, и это было не удивительно. Он уже имел татуировку с джинном, и потому бросить, скорее всего, не мог. Нужно было ложиться в больницу, чистить кровь, но Андрею хотелось исполнить свою клятву немедленно и без посторонней помощи.

Испытывая нечеловеческие муки, он всё же сумел выкинуть ампулы с морфином и эфедрином, бутылочки с ханкой. Хватаясь за стены и заливаясь слюной, он всё же добрался до телефона и позвонил Димке Сочагину, приказал немедленно явиться. Тот примчался с улицы Восстания, и Андрей объявил, что отныне завязал с дурью. Постепенно сокращать он не будет – отрубит раз и навсегда.

Димка не на шутку струхнул, понимая, что для друга резкое прекращение приёма наркотиков может оказаться смертельным. Он схватил Андрея за плечи, удивляясь, как тот изменился без длинных волос.

– Дурак, ты подохнешь! Нельзя так! Давай помаленьку…

– Отвали! – огрызнулся Андрей, отталкивая Сочагина. – Туда мне и дорога, козлу. ТАК я жить не буду. Или завяжу, или пусть меня зароют. Передай, чтобы обязательно на Сестрорецком, рядом с Никой. И на нашей могиле пусть напишут, от чего мы загнулись, чтобы другие не пробовали. Так или иначе, но наркоман и шпана Андрей Озирский прекращает своё существование. Если потом увидишь меня на улице, знай, что это – другой. И пускай никто и не думает вспоминать прошлое…

– Дрон, я так не могу, мне страшно! Давай, съездим к врачу на Среднюю улицу, к Волковскому. Он тебя выведет за месяц… Гад буду, если вру!

– Всё, кончай! – Андрей швырнул на колени Димки бельевую верёвку. – Привяжи меня покрепче к кровати. А то ещё выскочу, добуду где-нибудь… Вяжи сильнее, как только сможешь. А сам уходи, не звони. Ты здесь сегодня не был, и ничего не знаешь.

Сочагин не выдержал и пришёл через три дня. Он застал Андрея без сознания, на полу. А верёвка, совсем недавно новая и крепкая, превратилась буквально в мочало. Андрей всё же разорвал её, но на улицу не выскочил, наркотики не нашёл. Ни разу больше он не укололся, не проглотил ни одной таблетки, не сделал ни единой затяжки.

…– Едут! – Клава присела на корточки рядом с Андреем. – Вася ещё живой, да? Он дышит, я слышу… – Клава радостно улыбнулась.

Глаза девушки светились в темноте. И Андрей между прочим заметил, что она, кроме Вероники, похожа ещё на кого-то. Но мысли скакали в горячечной лихорадке, и он не мог сосредоточиться, вспомнить, на кого именно.

– Ой, Андрей, тут же целая лужа крови натекла! – Клава держала руку на весу. И с её пальцев срывались тёмные густые капли.

– Да вижу я! – Андрей бросил «бычок» на ступени, к радости бомжей. – Клавдия, иди в квартиру. Тебя могут застукать рядом со мной, а это очень плохо. Веталь на Стаса и так косится. Так что подожди меня дома, а я встречу машину.

– Вот ещё, я здесь останусь! – Клава погладила Павлюкевича по волосам, что-то шепнула ему в ухо и всхлипнула. – Не подумаю никуда сваливать. И пусть кокнут, на фиг, жить совсем не хочется. Муж вот теперь будет психом, тоже радость! Я и так одна, всю жизнь одна. И никогда жить не хотела! Чего моя мать только аборт не сделала?..