– Вот ведь… – зло ухмыльнулся Закель. – Нас убивают, а эти господа рукоплещут убийце. Мол, еще один сатрап помер.

– А чего ты хотел? Мы опричники, а в Европе – душители свобод. Эх, куда катится Россия? – Белый разлил. – Давайте, господа, помянем.

– Курт, а это что? – Закель с интересом смотрел на гитару.

– Сергей Петрович повесил.

– Сергей, а сыграй что-нибудь, – попросил Белый.

Отказать не получится. Не тот момент. Да и настроение было паскудное. Взяв гитару, я на мгновение задумался. А потом…

Ночь порвет наболевшие нити,

Вряд ли их дотянуть до утра.

Я прошу об одном, напишите,

Напишите три строчки, сестра.

Вот вам адрес жены моей бедной.

Напишите хоть несколько слов.

Что я в руку был ранен безвредно,

Поправляюсь и буду здоров.

Напишите, что мальчика Вову

Я целую, как только могу.

И турецкую саблю из Плевны

Я в подарок ему берегу.

А отцу напишите отдельно,

Что полег весь наш доблестный полк.

В грудь навылет я ранен смертельно,

Выполняя свой воинский долг.

Напишите, прошу, напишите,

Напишите три строчки, сестра.[75]

– Хорошая песня. Прям про нас, – тихо сказал Закель.

Да, ребята, она про вас. И фильм тот тоже о вас. Тех, кто служил, а не прислуживал. Кто шел до конца.

* * *

Подготовка к предстоящим боям захлестнула меня с головой. Причем бои эти широкой публике останутся неизвестны, как и потери. Мейр уже «пробежался» со своими по городу, но экзамен все равно провалили, так что город они продолжают изучать. Немов набрал группу и гоняет их в хвост и гриву. Вот здесь я спокоен. Все, что может ветеран, сделает, но контроль я с него не снимаю. До начала акции остается всего три дня, а мне ни ответа ни привета. Курт уже выпас парочку будущих «виновников». Каких? Все очень просто. Взорвать столбы дело нехитрое, это могут и «желторотики» из учебки. Вот только все сразу поймут, что Россия взбрыкнула и ее надо давить. А я собираюсь показать англам: мол, все хорошо. Вот трупы. Нет, мы не виноваты. Это революционеры на вашей территории склад устроили, вот и подорвались по дурости. Претензии? А нехрен привечать кого ни попадя, тогда и телеграф не сломается. И вообще пошли на х… Одно маленькое уточнение. Когда столб рванем, эти «куклы» будут еще живые. Так надо. И точка. И не надо ужасаться. Они нас не щадят, а мы их.

* * *

Вот дьявол, ну какого меня сюда пригласили? Мне что, делать нечего? Ну, приехал к одному губернатору другой губернатор. Я тут при чем? Сегодня уже 11-е, завтра 12-е, точка невозврата. Группа Мейра уже работает. И обе «куклы» уже в Лукьяновке. Есть там хитрые места, где человека спрятать можно. Завтра выход группы Немова.

Вся эта шобла, глядя на мой мундир, ухмыляется в глаза. Особенно дамы. Угу, эти высокосветские твари меня просто достали своими подначками.

– Поручик, а вы тоже воевали?

– Не может быть?

– Странно, а мой муж, говорил, что жандармы были в тылу…

Панютин лишь морщился, но не встревал. Без сомнения, у него хватало своих проблем. Тотлебен хмурился, но демонстративно велел мне его сопровождать. Бал, который давал киевский губернатор Толли в честь прибытия знаменитого полководца, был довольно интересным. Как говорится, пили, здорово пили, хорошо. Лакеи, несмотря на усилия гостей, успевали обносить бокалами присутствующих. Увидел наконец знаменитые «фанты», довольно прикольно. Жизнь бурлила. И тут началось классическое «щас спою». Спели в основном дамы под рояль, между прочим, очень неплохо. Вот бы наших пэтэушников звезданутых сюда, чтобы поучились. Наконец, дело дошло до стихов. Я про таких поэтов и не слышал, поэтому всю эту ахинею пропустил мимо ушей. А зря. Пока я заправлялся массандрой, чудная вещь, одна из дам решила покуражиться:

– Поручик, может, вы сможете что-нибудь прочесть?

Хорошо, что не пил в тот момент, иначе бы подавился.

– Увы, но с поэзией я незнаком. – Нацепил маску недалекого служаки. – Как говорится, «дистанции огромного размера».

– О, но Грибоедова вы знаете?

– Лично незнаком, – проклял я свой длинный язык. Придется как-то выкручиваться.

– Неудивительно, он умер до вашего рождения. Эдуард Иванович, вы, может быть, попросите своего лучшего жандарма прочитать что-нибудь? Право, я не верю, что этот юноша не знает ни одного стиха.

Нужно было смолчать, прикинуться недалеким солдафоном. Но во мне уже говорила злоба плюс хорошая доза алкоголя. И я не выдержал. Да пошло оно все. Хотите стихи, будут вам они, только не войте.

Я убит был под Ловчей

В безыменном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налете.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки,

Точно в пропасть с обрыва —

И ни дна ни покрышки.

…………………………………..

Фронт горел, не стихая,

Как на теле рубец.

Я убит и не знаю,

Наша Плевна иль нет?[76]

Мертвая тишина стояла в зале. Офицеры угрюмо молчали, женщины нервно кусали губы.

– Про кого? – хрипло спросил Тотлебен.

– 3-я стрелковая, ребят долбали с высот, как в тире, на выбор. Но они их взяли.

Перед глазами снова стояла картина этой бойни. И мат артиллеристов, разворачивавших орудия.

– А кто автор?

– Поручик Дубов, он погиб под Плевной.

Бал продолжился, но, как говорится, осадочек остался. Покуролесив еще часа два, Тотлебен откланялся, вместе с ним убрался и я.

Ну, вот и день. Невыспавшийся и злой, я просматривал прессу. «Добропорядочная семья ищет дачу для летнего отдых с 13 июня по 13 июля». Тупо смотрю на объявление. Адреналин ухнул по голове словно кувалда. Началось. Все. Теперь успокоится.

– Дежурный!

– Слушаю, вашбродь!

– Фельдфебеля сюда. Живо.

Вошедший через десять минут Немов впился в меня взглядом. Похоже, тоже волнуется старик.

– Садись. Как у тебя дела?

– Нормально, вашбродь. Готовы люди, – степенно ответил он.

– Тогда, собирайтесь. Все, – выделил я голосом. – Начинаем завтра в пять.

– Ясно.

– Удачи.

– И вам, вашбродь.

За Немовым закрылась дверь. Дверь закрылась, похоже, и за старым миром. Все начиналось заново.