старокатоликами еще недавно именно относительно филиокве, причем оказалось, что такой первоклассный авторитет русской богословской науки [как В. В. Болотов] отказался видеть в старокатолическом филиокве impedimentum dirimens[90], (рассмотрел) этот вопрос (с точки зрения) теологумена и сам совершенно отказался принять справедливость фотианской формулы έχμνου τοΰ Πατρός, но выставил в качестве теологумена святоотеческую формулу «от Отца чрез Сына».

Подобным же образом согласие с филиокве в смысле per filium[91] высказывается и относительно Англиканской Церкви в беседе с профессорами Петербургской Академии и присутствовавшим высшим иерархом (Холмским). Итак, где же господство фотианства?

Светский богослов. Православная Церковь есть Церковь семи Соборов и верно и неизменно блюдет церковное предание, общее всей Церкви, еще до отпадения еретического Запада, которое обычно именуется – конечно, совершенно неправильно – «разделением Церквей». И в этом предании содержится и учение об исхождении Духа Святого от Отца, которое католики извратили своим филиокве. Это филиокве и отвергается всей силой церковного Предания. Причем же здесь «фотианство»?

Беженец. Эта верность Преданию, закрепленному более тысячи лет назад в ответ на определенные вопросы и сомнения того времени, сейчас в известных случаях превращается в абстракцию и konventionelle Lügen[92], потому что каждая эпоха по-своему читает их, вводит их в свою «апперцепирующую массу». В том числе или даже прежде всего – догмат о Святом Духе, который был выражен без мысли о теперешних вопросах, порожденных учением о филиокве. Текст Символа веры все-таки не есть прямое слово Божие, но лишь человеческие, исторически даваемые ответы на исторические же вопросы. Поэтому уже всякое чтение будет неизбежно и толкованием, то есть или различных оттенков филиоквизм, или фотианство, чего первоначально, несомненно, не содержалось в Константинопольском Символе.

Подобным же образом (стоит) и вопрос о Папе, ответа на который ищут в церковном Предании первенствующей Церкви и Вселенских соборов. Да, разумеется, там нет и не может быть доктрины о папском примате вплоть до ватиканского догмата, потому что вопрос этот во всем объеме и исключительности своей предстал перед христианским миром лишь на протяжении истории. Разумеется, пусть попробует кто-нибудь отрицать и этот вопрос, и значение этого учения и, главное, самый факт исключительного авторитета и исключительного влияния папского престола во все века, в частности и на Вселенских соборах, без нарушения исторической правды! Это невозможно. Были зачатки или просто ростки могучего растения, вполне развившегося лишь в истории, и это прошлое может быть соединено непрерывным генезисом в настоящем и понято из него. Но, разумеется, было бы анахронизмом и неискренностью утверждать, что мы, восточные, смотрим на папство глазами Вселенских соборов (хотя и это неверно, потому что действительная роль Пап на Соборах была уже определяющей). Нашего вопроса о смысле папства, как основы Церкви, тогда еще не знали, а потому отсутствие ответа на него выдавать за ответ именно отрицательный возможно или исторической близорукости, или прямой нечестности, либо фанатическому ослеплению.

Иначе говоря, догматическое движение оказывается неизбежностью, а верность преданию в смысле его мертвой и внешней охраны – абстракцией. Потому-то и неизбежно суждение не отдельных партий или лиц, но снова всей Церкви. Таковым и было флорентийское. Впрочем, на Востоке и не было Соборов специально об исхождении Святого Духа, там это только и осталось предметом полемики с Латинством, parti pris[93]. И это к счастью, потому что благодаря этому Восточная Церковь не впала в фотианскую ересь как Церковь. Ее верность семи Вселенским соборам по этому вопросу в действительности означает просто отсутствие церковно-авторитетного соборного суждения о филиокве, которое напрасно стараются возместить учением «символических книг», Посланий Восточных Патриархов; да, антитезисов для такого вопроса мало, и уж если православные не хотят позволить законодательствовать в догматических вопросах Папе, то тем более не должны этого же самого признавать за своими Патриархами. И благодаря тому, что этот вопрос церковно открыт, он остается областью теологуменов или богословских мнений, почему и вся Церковь не находится в ереси и фотианство есть частное недоразумение или недомыслие. Церковно же вопрос был поставлен и порешен только однажды, во Флоренции, и в пользу филиокве. По отношению к этому определению упорство в прежнем со стороны восточных могло бы рассматриваться и как ересь, однако нормы строгого права могут быть и не применены здесь и ввиду темноты, неподготовленности к решению столь трудного вопроса, отсутствию векового церковного Предания. Восточные после Флоренции, повторяю, остаются повинны в расколе, схизматики теперь именно они, то есть мы, а не западные, которые и до сего дня, несомненно, остаются на почве определений Флорентийского Собора.

Светский богослов. Я не понимаю этой двойственности: то у вас вопрос церковно решен, то открыт – стремление сесть между двух стульев. Православие твердо и ясно считает католический Запад находящимся в ереси по вопросу об исхождении Святого Духа, тем же самым обвинением платит Церкви и западное лжеучение. Это последовательно и ясно. Было бы также последовательно и ясно, если бы вы, столь откровенно и решительно становясь на почву Флорентийского Собора, признали все Восточное Православие находящимся в ереси, но тогда какой же разговор о соединении Церквей, об «унии» с еретиками? Еретики должны просто покаяться в заблуждениях и войти в Церковь, вне которой они находятся, а отнюдь не воссоединяться. Церковь едина и не находится в двух местах, это тысячу раз повторяли.

Беженец. Формально, после Флоренции, вы правы, хотя до Флоренции вы были не правы даже и формально, как ни хотелось бы теоретикам схизматизма вопрос этот упростить и тем упразднить. Но знаете, что значит: «милости хощу, а не жертвы»? Флоренция для нас содержит великое утешение и ободрение, ибо свидетельствует, что церковное единение есть уже факт неотменный и непреложный, но вместе с тем и знак, и призыв, и осуществление этого мистического единства в истории. Во Флоренции произошла не «уния» в смысле договора или соглашения, но совершилось Духом Святым таинство единения, раскол преодолен изнутри, рассечение срослось, и наш долг возгревать благодать этого таинства, дабы не оказаться повинными в хуле на Духа Святого. И вот попущением Божиим и по грехам человеческим достигнутое единение утрачено и позабыто в смятении истории, и нам надо находить и восстанавливать его снова. Затемнилось и догматическое сознание, – это неудивительно, если мы вспомним, как медленно и трудно проникали догматы во всеобщее церковное сознание после Вселенских соборов. Так и теперь, Восточная Церковь не освободилась еще от вековых предрассудков и остается повинной лишь в отсталости.

Светский богослов. О великолепная снисходительность к Матери-Церкви – прощается еретичество вследствие отсталости! С чем это сообразно? И ведь какие же отсюда