Нет, я никогда не сомневалась, что у моего божественного есть вкус и удивительное чувство стиля, но все-таки в вестибюле, приемной или как там эта хрень называется, я замираю, оглядываясь по сторонам, отчаянно впечатляясь.

Мне всегда нравились контрастные чистые цвета в оформлении интерьеров, те, которые не режут глаз, а еще — те, которые разрешают использование картин. И не отвлекают от них. Да-да, у меня — профессиональный нарциссизм. И тут все как я люблю

Вообще-то тут есть на что посмотреть — панели из искусственного мха на светло-серых стенах, сложная, почти вычурная люстра, похожая на стальную астру, но если честно, первое, что бросается мне в глаза и заставляет замереть — триптих картин за спиной у девочки на ресепшене. И подходя ближе, я понимаю, что совсем не ошиблась.

Мой триптих “Три лица дождя”.

Я рисовала его вечность назад, еще до начала своего сотрудничества с Огудаловой. И выставила его в первый раз и реально охренела, когда увидела ту сумму, за которую ушел этот триптих. Даже сейчас для меня это довольно круто, а тогда я чувствовала себя как девочка, неожиданно получившая наследство.

Профиль слева, анфас, профиль справа. Выполнены в доброй сотне оттенков серого. Денег на моделей у меня тогда не было, рисовала саму себя с фотографий одного приятеля-фотографа.

И я на картинах — на пять лет моложе, но гораздо более усталая, чем сейчас.

Я помню тот год. Год после развода с Верейским, когда, благодаря Сашеньке и его поганым сплетням, я действительно выживала и имела столько долгов, сколько уже и не надеялась в результате отдать.

— Красивый триптих, вы тоже заметили? — раздается голос за моей спиной. — Мне сказали, это автопортрет художницы. Когда мы разводились с мужем, мы легко разделили все, кроме этих трех картин. Покупал их он, но мне кажется — я была влюблена в них больше. Муж был не согласен. Так и не решили этот спор. До того довоевались, что решили повесить картины в офисе, на “нейтральной территории”, потому что готовы были уже сжечь их, вместе друг с дружкой.

Голос нежный, чистый, женский. Глаза у секретарши за ресепшеном, напряженные, и за мое плечо она смотрит так, как смотрят только на начальство.

Муж… Развод… И какие-то решения, касающиеся офиса, не чего нибудь, а “O.G.D” — фирмы моего Аполлона…

Шерлок, не подсказывайте, я все пойму сама.

Я оборачиваюсь, чтобы увидеть бывшую жену Давида воочию. Есть в этом желании что-то мазохистское: своими глазами понять, с кем спал тот, из-за кого твое сердце страдает лютой бессонницей.

Неожиданный туз мне подбросила судьба. И как теперь от него отбиваться?

Ох, мне есть от чего поболеть. Ольга Разумовская — этакое изящное, почти эльфийское создание с нежно-розовой помадой на губах. Стоит на пару шагов позади меня, засунув руки в карманы стильных полосатых брючек. Смотрит на триптих. Соскальзывает на меня взглядом и яркие голубые глаза девушки округляются.

— Это вы? — охает она, проходясь пальцами по светлым кудрям. — Ничего себе…

А я смотрю на неё и все-таки пытаюсь понять. Красивая. Свежая. Из хорошей семьи. Судя по тому, насколько дерзко она экспериментирует со стилем — в этой фирме она не забитая субординацией секретарша. Дизайнер? Где там Ольга познакомилась с моим Давидом, как рассказывала мне Тамара Львовна? В университете?

Но почему они развелись вообще? При том, что даже мои тараканы, кажется, воспринимаются Давидом как этакие любопытные насекомые, которые устраивают слишком занимательные шоу.

И как умудряются делить между собой одно рабочее пространство? Неужто мне попался тот самый мальчик, который убежден, что с бывшими можно все на свете, и даже работать и дружить? Не хотелось бы…. Я та еще ревнивая сука.

Мы изучаем друг дружку жадно, как два разведчика, оценивающих состояние вооруженных сил противника.

Нет, все-таки я выем кое-кому мозг чайной ложечкой по этому поводу… Пусть только шанс даст…

Хотя нет, пусть просто вернется, я все прощу…

— Вы хотите сделать заказ у нас? — мне кажется, или она запнулась. — Вы можете подождать чуть-чуть, я вас приму…

— Ольга Александровна, у вас же график… — секретарша за моей спиной давится воздухом, потому что в поджатых губах Ольги Разумовской вдруг проступает что-то жесткое. Как у акулы-убийцы, которой даже рот открывать не нужно, чтобы выглядеть смертельной угрозой.

— Вообще-то я здесь, чтобы забрать ключи от своей квартиры, — осторожно отвечаю я, размышляя о том, что бывают же в жизни любители искусства, — Давид Леонидович Огудалов сказал, что это можно будет сделать сегодня.

— Подождите, — Ольга хлопает себя ладонью по лбу и смотрит на меня так, будто её именно сейчас озарило, — Надежда Соболевская — это же вы, да? Вам у меня назначено? Вам мне нужно сдать проект?

Проект? Мне же там всего-то надо было ламинат просохший чуть отреставрировать, ну и обои переклеить. Этим мелочам глобальное слово “проект” не подходит. И черт, радость моя, божественная, а не своей бывшей жене ты мои ключи оставить не мог?

Но тем не менее…

— Да, я — Соболевская, — я киваю, — не очень хочу отнимать у вас время…

— Ерунда, — Ольга отмахивается, — увы, у меня нету времени выезжать на место, хотя, если бы я знала — я бы нашла. Но мы подготовили снимки. Идемте, я все покажу.

Почему-то у меня даже возразить не получается, и я шагаю вслед за этой энергичной особой.

Интересно, Вознесенский, пока меня ожидает, — не все свое шампанское уговорит?

На двери кабинета, куда меня приводит Ольга табличка с надписью “Генеральный диктатор”. Я сначала думаю, что осмотрелась, но нет, именно так и написано черными буквами на золоченой поверхности.

— Это все Огудалов, — вздыхает Ольга, обернувшаяся ко мне, чтобы пропустить меня вперед, — пока его нет, я занимаю его кабинет.

Вот как? Интересненько.

— Вы совладельцы фирмы? — осторожно спрашиваю я, проходя в кабинет. Это не вражеская территория, это территория Давида. И я хочу на неё проникнуть, прикоснуться к нему хоть так.

— Ну, да, хотя Давид пока — владелец основного пакета акций, — Ольга пожимает плечами.

— Пока? — удивленно спрашиваю я, пристально уставившись на бывшую жену моего Аполлона. Странно, она не похожа на какую-то стерву, которая за спиной может провернуть какую-то интригу.

— Да вы не думайте, ничего я не плету, никаких интриг, — Ольга верно расшифровала моя тяжелый взгляд, — просто мы уже полгода обсуждаем продажу фирмы. Вроде как почти договорились.

— Продажу? — удивленно повторяю я. — Дэйв хочет продать фирму? Вам?

Нет, не то чтобы я хотела лезть в его бизнес. Уж кто-кто, а я тут вообще не учитель и не сенсей. Но просто это же ужасно странно, нет? И ведь мне он не сказал ни слова об этих своих переменах. И… Зачем ему это делать? Стало скучно, придумал новый старт-ап? Так ведь нет, я же знаю, что он не собирался завязывать с дизайном.