— Твои вещи во второй спальне, — заговорила она ледяным тоном. — Ты знаешь, где она находится.

Не говоря больше ни слова, она встала и вышла. Он услышал ее шаги в коридоре, потом хлопнула дверь кухни.

Донован потер переносицу. Вздохнул.

Медленно подошел к лестнице, нерешительно поднялся на второй этаж.

Остановился на лестничной площадке, огляделся. Увидел дверь их с Энни спальни и не смог справиться с искушением. Осмотрелся прислушиваясь, осторожно приоткрыл дверь.

Стены в комнате были перекрашены, мебель оставалась прежней. Новое постельное белье, кровать не убрана. Он улыбнулся. Энни всегда вставала после него, но заправлять постель терпеть не могла, считая, что это напрасная трата времени и сил. Он перестал улыбаться, когда заметил на подушках отпечатки двух голов.

Внутри словно что-то оборвалось. Нет-нет, скорее всего, утром забежала Эбигейл, чтобы поваляться рядом с мамой. Конечно, Эбигейл.

Он закрыл дверь. Дверь в спальню дочери была плотно закрыта. Он не посмел ее открыть. Не захотел ни подтверждения, ни опровержения своих подозрений.

Зашел в третью комнату. Там высились горы коробок и сумок. Он не представлял, с чего начать. Подхватил ближайшую коробку, открыл.

Открытки с покемонами. Игрушечные грузовики и экскаваторы.

Вещи Дэвида.

Ему показалось, что из него выпустили воздух.

Он тяжело опустился на пол.

Он пересмотрел почти все коробки. Набирался мужества, прежде чем открыть следующую. Поднимал крышку, словно нажимал на спусковой крючок своего револьвера. Что за воспоминание поджидает его внутри, как оно по нему ударит?

Игрушки и одежда сына. Книги и подарки. Вехи маленькой жизни с рождения до шести лет — в ожидании, когда они снова понадобятся хозяину.

Надежда жены, подумал он, уложенная в коробки, убранная подальше, но по-прежнему живая.

Здесь были и его вещи: рабочие папки, книги, диски, одежда. Как старый ненужный хлам, который все-таки жалко выбросить.

Интересно, распространяется ли и на него упакованная в коробки надежда Энни?

Наконец он наткнулся на то, что искал. Коробка с файлами, тетрадями, старый ноутбук. Он просмотрел еще несколько коробок, вытащил из них пару дисков, чтобы тоже взять с собой. Песни и музыка, которые совсем в другой жизни слушал совсем другой человек.

Потом он снова и снова перебирал вещи сына, бередя и без того незаживающие раны.

— Знаешь, я тоже по нему скучаю. Мне его очень не хватает.

Донован вздрогнул от неожиданности, обернулся. В дверях стояла Энни. Трудно сказать, сколько она там стоит. Трудно сказать, сколько он здесь сидит. Он вообще потерял счет времени, растворился в нем.

Что-то в Энни изменилось. Сначала он решил, что она не столь напряженна, но потом понял, что она держит себя в руках. Он поднялся с пола.

— И по тебе, — добавила она еле слышно. — Дон, ты сделал все, что мог. Ты пытался его отыскать. Ты поступал так, как на твоем месте поступил бы любой отец.

Она положила руку ему на плечо. Донован вздохнул и уже во второй раз посмотрел ей прямо в глаза. Он кожей ощущал ее дыхание.

— Пора идти вперед, — сказала она. — Ты его не забывай, пусть где-то внутри продолжает теплиться надежда, что он жив. Крошечный лучик… — Она вздохнула. — Но надо двигаться дальше. Ты не в силах его вернуть.

— Нет, — сказал он, качая головой. — Эта работа… она дает мне шанс. Нам. Всем нам дает шанс. Он, может быть, жив. Ему, возможно, нужна моя помощь. — Он опустил глаза. — Я должен попытаться.

Энни отодвинулась и снова обхватила себя руками, будто оборонялась, защищалась от него.

— Пойдем-ка со мной, — сказала она и вышла из комнаты.

Он последовал за ней.

Она открыла дверь спальни, остановилась на пороге, заглядывая внутрь. Донован подошел ближе.

— Смотри, — сказала она, показывая на кровать, — когда-то мы с тобой здесь спали. Постельное белье сбито и смято после сна. Такое должно бы оставаться от наших с тобой тел.

Она повернулась к нему. Глаза недобро сверкнули.

— Но ты для меня перестал существовать, — сказала она срывающимся голосом. — А мне нужно было жить дальше, найти кого-то другого. Живого человека.

— И кто же это?

— Его зовут Майкл. Он очень хорошо ко мне относится. И к Эбигейл. Он взял на себя заботу о чужом ребенке.

Донован молчал.

— Дэвида больше нет, — глухо сказала она, не поднимая глаз. — Его нет среди живых. Ты был ему нужен? Но ты был нужен и жене. И дочери.

Она подошла к прикроватному столику, взяла фотографию в рамке, ткнула ему в лицо.

— Узнаешь? Это Эбигейл — твоя дочь. Запомни, как она теперь выглядит.

Донован посмотрел на фотографию хорошенькой черноволосой девочки с невероятно умными глазами.

— Она здесь просто красавица.

— Она и на самом деле красавица. А еще она очень храбрая и очень сильная девочка. Я ею горжусь. И ты гордись.

Донован кивнул.

— Хотя одному богу известно, что она думает о своем отце.

Энни поставила фотографию на место и как будто выжидающе посмотрела на Донована.

Он хотел сказать очень много, но не мог подобрать слова.

— Тебе лучше уйти, — сказала она. — Если нашел, за чем приезжал, уходи.

Он кивнул, поднял коробку, положил сверху ноутбук и начал спускаться вниз к выходу.

— Где ночуешь? — остановила его Энни.

— В гостинице.

Она кивнула.

— Передай привет Эбигейл. Мне очень ее не хватает.

— Я ей вряд ли скажу, что ты приезжал.

Она распахнула входную дверь. Внутрь тут же ворвался холодный ночной воздух. Он вышел, обернулся:

— Я позвоню, когда все закончится.

Энни молча закрыла за ним дверь, но он успел заметить, что у нее предательски задрожала нижняя губа.

Он пошел назад к машине.

Хотел было повернуться, посмотреть, не провожает ли его Энни взглядом.

Не осмелился.

Он положил свою ношу в багажник, сел в машину.

— Ну как? — спросила Пета.

Донован потер лоб.

— Забрал.

— Тогда поехали в гостиницу, — кивнула она.

И машина сорвалась с места.

Он смотрел в окно. В голове зазвучала песня с диска, который он взял с собой. Когда они с Энни познакомились, это был один из самых любимых их альбомов. «Небольшой ремонт» Шон Колвин.