– Эй, Чёрный, подожди. Притормози, Чёрный… – внекоторой растерянности покричал ему вслед Харя. Тоже выругался, вздохнул иповернулся к товарищам, державшим в руках автоматы. – Ну ты смотри, сука,бля, все запортачить и свинтить! Как есть в натуре вольтанутый. А, Ржавый?

– Чёрный болт, ниггер, что с него возьмёшь, –отозвался Ржавый. – У, обезьяна…

– Сам ты, кореш, жертва аборта, – вклинился вразговор третий, жилистый, татуированный и мрачный. – Кто вертухаевзамалинил?[126] Кто буркалы их позорные отвёл, а? Кто с понтомсобак уконтропупил? Кто…

– Ну всё, хорош базлать, – оборвал Харя. Выругалсяв незапамятный раз и обратился к пассажирам: – Всем сидеть на жопе ровно, невошкаться, пакшами не махать, языками не чесать. Торбы, сидоры, погреба[127] и углы[128] к осмотру. Бабки, хавку,зелень и рыжьё в оркестр. Шмаляю без предъявы, калибр пять сорок пять…

– Бьянка, ты с ним что, знакома?.. – Рыжий бородачглянул вслед чернокожему, уже исчезнувшему за ёлками. – День свободыАфрики, блин…

– Так, приватно познакомились в Америке, – манерноусмехнулась его спутница. Жутких зэков, приближавшихся по проходу, для неё какбудто не существовало. – Кругом, знаешь ли, ядра летают, ужасный этот«Монитор» долбит, точно дятел…[129] Шум, гам, кровь, вонь. Итут он, в форме сержанта северян: «Разрешите, мэм, помочь вам донести этукорзину с кукурузой. Такие руки нужно беречь…»

– Ну и?.. – сделал страдальческое лицо бородач.

Бьянка улыбнулась ему, лукаво и благосклонно:

– Ну и. Вечером, Песцов, вечером доскажу.

Тем временем негодяи не мешкали: затащили в автобусобмякшего, окровавленного водителя, симулянт в трусах сел за руль, а Харя стоварищами понесли вдоль прохода здоровенный раскрытый баул, куда было веленокидать деньги, драгоценности, телефоны и жратву.

Автобус ожил, задёргался, развернулся и поехал назад – всторону железной дороги. Не в Пещёрку же беглецам, действительно, было ехать?

Напряжённо сидевшая Оксана непроизвольно дёрнулась, когдабандиты внезапно остановились и восторженно заорали:

– Ну, сука, падла, бля, ведь это же… Это же… Это же самего такое-то и такое-то величество главный кум майор Колякин!!!

Они увидели пассажира, предположившего, что Тихона постиглабезвременная кончина.

– Вот и свиделись, мент поганый… – Харя вдругперешёл на одышливый шёпот, прозвучавший невероятно зловеще: – Помнишь, какпрессовал меня, трюмил,[130] в душу плевал? Ну так будет тебенынче оборотка… Эй, ребята, что будем делать с гражданином начальником? Начнемс начала или с конца?

– Не надо, Христом Богом прошу, не надо… –залепетал обречённый «гражданин начальник». – Я ж не сам по себе… приисполнении… под приказом хожу… – Колякин побледнел, покрылся потом, глазаналились животным ужасом. – Наши, если что, не простят… найдут… из-подземли достанут…

– А мы тебя присыпать и не станем, в дерьме потихонькурастворим,[131] – с ухмылкой оборвал его Харя. – А прямосейчас… на четыре кости поставим, накормим узлами…[132]

– Очко порвём на немецкий крест, – обрадовалсяРжавый.

И, для начала приласкав Колякина прикладом, потащил его внаправлении автобусной кормы.

– Так и так, а это кто тут у нас? – Харя,устремившийся было вслед за подельником, остановился перед Оксаной.

Возможно, ему не понравился её взгляд. Возможно, напротив,понравился… Этого мы с вами, читатель, никогда не узнаем.

Ибо тут случилось неожиданное: путешественник не от мирасего тонко улыбнулся, невероятно быстро и ловко извлёк откуда-то наган – и срешительностью Индианы Джонса дважды надавил на спуск.

Оксане бросилось в глаза, что наган у него был ухоженный,офицерский, с какой-то бумаженцией, обернутой вокруг ствола.

Грохотом ударило по ушам, грузно осело на пол мёртвое тело,запахло порохом и бедой…

– Это чё… – Ржавый, разом забыв про немецкийкрест, начал поворачиваться на шум. Руки его тащили «калашникова» со спины,губы кривило жуткое непонимание. – Это чё такое, в натуре? Это чё?.. Эва,фраер, ты там чё?..

Вместо ответа прямо в фейс ему полетела… нет, не пуля –яростно орущая мешанина огненной шерсти, зубов и мощных, острых, как кинжалы,когтей. Не теряя времени, Оксана вскочила и добавила супостату мыском кроссовкив пах. Короткая расправа, завершившаяся прямым правым в мочевой пузырь,оставила на полу ещё одно недвижное тело. Может быть, ещё живое, но капитальноискалеченное – уж точно.

Почти одновременно начал действовать и бородач. Да какдействовать! Раз – и вышел в аут с пробитым горлом один бандит, два – ослеп наоба глаза другой, три – получил плюху в основание черепа водитель-зэк, гнусныйлицедей, отблагодаривший автобусного шофёра кастетом за милосердие.

– Покатался, хватит, – проворчал бородач,перехватил руль и скоро остановил завилявший по дороге автобус. –Приехали!

Скрипнули рессоры, тяжко вздохнул дизель, двери клацнули,застонали и распахнулись.

И наступила тишина.

Относительная, конечно.

Надрывно стонали раненые.

– Господи, Господи, спаси и сохрани, – истовошептала бабулька-путешественница с корзиной, счастливо избегшей бандитскогонадругательства.

Плакал и непередаваемо матерился спасённый майор.

– Тиша, Тишенька, маленький… – Оксана не без трудаотодрала питомца от фейса поверженного врага, бережно взяла на руки, сталавытирать с морды чужую кровь. – Прости, маленький, так было надо.Понимаешь, котик, так было надо…

Кот хлестал хвостом и деловито облизывался, успокаиваясь.Дескать, какие обиды? Честно исполненный воинский долг, вот и всё…

– А у вас не кот, прямо тигр! – к Оксане подошёлинтеллигентный стрелок из нагана. – С таким зверем не на гусей в дельтеНила, а на медведя в устье Малой Тунгуски… Ну что ж, приятно былопознакомиться…

– А на стволе нагана у вас, конечно, заявление, мол,нашёл в лесу под кустом и несу сдавать в отделение, – улыбнулась Оксана.