Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед тем как покинуть библиотеку, он заглянул к Густаффсону. Директор Королевской библиотеки был просто в восторге от открытия Трубецкого, однако не имел ни малейшего понятия, о каком Каменном мосте могла идти речь в зашифрованном послании. Во всяком случае он авторитетно заверил Сергея Михайловича, что в Стокгольме сооружений с таким названием нет и никогда не было.
К вечеру надо было определяться с ужином. Трубецкой обдумал все еще раз и набрал номер телефона на карточке. Маргарет ответила сразу, будто ждала его звонка.
— Приезжайте ко мне, — сказала она просто, — тут и поговорим.
Она назвала адрес.
Через час Сергей Михайлович был у калитки ее дома на улице Провидения, 23. На звонок откликнулись сразу. Ажурная металлическая калитка в высокой каменной стене отворилась, он вошел внутрь и оказался в чудесном, не по-шведски заброшенном саду. Сюда не проникал шум города, вокруг все было увито плющом и диким виноградом, росли диковинные деревья, а к дому вела выложенная камнем дорожка. Маргарет, очевидно, ждала его и сама открыла дверь.
— Прошу, проходите, — приветливо произнесла она. — Как вы себя чувствуете? Как нога?
— Спасибо, — Трубецкой вручил ей небольшой букет цветов, ибо не мог и помыслить прийти в гости к даме с пустыми руками, — со мной все хорошо. У вас чудесный сад.
— Да, это моя слабость. Мне нравится, чтобы все было, как в старину, но хорошего садовника теперь не сыскать. Стокгольм — город из камня. Все приходится делать самой.
Они прошли в гостиную, где горели свечи, на столике в ведерке со льдом стояла откупоренная бутылка вина, а на столе — сыр, фрукты и орехи. Комната была обставлена современной мебелью — просто, но с большим вкусом.
— На вашей карточке указано, что вы занимаетесь духовными практиками, — сказал Сергей Михайлович, принимая приглашение присесть в удобное глубокое кресло. Маргарет налила ему и себе вина, протянула бокал Трубецкому и тоже присела.
— Да, это правда. Я люблю открывать новые горизонты. По моему мнению, духовные возможности человека в буквальном смысле безграничны и далеко превосходят все то, о чем знает современная наука. Например, я уже не раз убеждалась, что при соответствующих условиях специально подготовленный человек может видеть как прошлое, так и будущее.
— Ну, насчет будущего не уверен, а вот о прошлом узнать кое-что я бы не отказался. — Сергей Михайлович допил вино и поставил пустой бокал на столик.
— Вас что-то конкретное интересует?
— Ну, вы же медиум, так давайте поставим чистый эксперимент. Сможете определить, что меня больше всего сейчас занимает? Согласны?
— Конечно.
Маргарет отставила свой бокал, из которого едва сделала один глоток, поднялась с кресла и пригласила Трубецкого сделать то же самое. Ему пришлось снять пиджак, ослабить узел галстука и разуться. Потом она усадила его напротив себя на ковер и попросила принять удобную для медитации позу. В отличие от стройной и гибкой девушки долговязому Сергею Михайловичу это было сделать непросто, но раз сам напросился, пришлось постараться. Маргарет протянула руки, взяла его за запястья и закрыла глаза. Она стала что-то тихонько напевать, чуть-чуть раскачиваясь в такт мелодии. Сергей Михайлович ощутил, как кисти рук стали теплыми, затем тепло распространилось вверх до предплечий. Его веки отяжелели и сами по себе закрылись. Он впал в транс.
Когда Трубецкой пришел в себя, то увидел, что Маргарет снова перебралась в кресло. Она ела орехи.
— Простите, но после сеанса мне необходимо восстановить силы, — произнесла Маргарет. — Как вы себя чувствуете?
— Как после глубокого сна. Я долго отсутствовал?
— Это как сказать. — Девушка рассмеялась. — Если физически — то минут пятнадцать, а если духовно — то, может быть, и века, кто знает…
Сергей Михайлович чувствовал себя неловко. Его подташнивало, и у него кружилась голова.
— Вы знаете, все это было очень любопытно, но я, пожалуй, пойду.
Он встал с ковра, обулся, взял пиджак и, слегка покачиваясь, направился в прихожую.
Маргарет поднялась, чтобы его проводить.
— Мне все же несколько обидно, — сказала она, когда Сергей Михайлович уже приоткрыл входную дверь, — что вы даже не поинтересовались, удалось ли мне что-нибудь узнать.
— О боже, — Трубецкой смутился, — вы абсолютно правы. Я совершенно забыл, зачем приходил! Прошу прощения, я немного не в себе. Так как там, в тонких мирах?
— В тонких, как вы говорите, мирах считают, что вас сейчас больше всего на свете занимает некая книга, старинная, надо полагать, ибо с ней связано множество загадок. Так вот вам подсказка свыше, которая должна помочь найти ответы на некоторые вопросы: Каменный мост — это в Праге.
Минуло двадцать лет. Герман, в соответствии с данным им обетом, провел их в уединении, непрерывно, день и ночь работая над огромной Библией, которая должна была стать искуплением всех его грехов. Книги из монастырской библиотеки, служившие для него источником священных и энциклопедических текстов древних авторов, одна за другой перекочевывали с левой стороны стола на правую, где Герман держал отработанный материал.
Глаза скриптора, прежде красные и воспаленные, привыкли за этот немалый срок к постоянному полумраку, царившему в келье, и даже уже не слезились. Они просто перестали хорошо видеть, и ему очень пригодились специальные увеличительные стекла, переданные настоятелем, через которые все буквы казались больше и были видны отчетливее. Со дня затворничества Герман не видел своего отражения в зеркале, а он сильно постарел — еще больше сгорбился, кожа приобрела землистый оттенок, волосы поседели и стали редкими. Но все это не имело никакого значения. Накануне он как раз закончил 289 страницу будущей книги, изобразил во всем его величии Небесный Иерусалим — Царство Божие и начал новый день с того, что долго и с удовольствием рассматривал свое удивительное творение. Он многому научился за это время: смешивать краски, выбирать пропорции и цветовую композицию. Буквы латинского письма ложились аккуратно, строчка за строчкой на предварительно разлинованные страницы. Но самое важное заключалось в том, что все эти годы дьявол не беспокоил его — ни во сне, ни наяву. Герман уже решил, что богоугодное дело, которое он избрал для себя, и строжайшее соблюдение Божьих заповедей на протяжении всех этих лет отторгнули от него князя Тьмы. Закончить в благостном спокойствии дело всей жизни было пределом его мечтаний, абсолютным блаженством для души.
Однако пора было приступать к работе.
Прежде чем сесть за стол, где были разложены уже разлинованные листы пергамента, чернила, перья и краски, Герман, как обычно, произнес молитву. Затем он перекрестился и уже хотел было подняться с ложа, на котором сидел, как почувствовал сзади чье-то горячее как огонь прикосновение. Герман вздрогнул от дурного предчувствия. Он сидел неподвижно, боясь обернуться, и чувствовал, как по его волосам, шее, спине разливается обжигающее пламя.