Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кларисса! — заорал я. — Остановись. Отходи!
— Ну, так в чем дело, владыка титанов? — продолжала бесноваться дочь Ареса. — Покажись!
Враги помалкивали. Они медленно начали отходить за стеной прикрытия из дракониц, а Кларисса скакала кругами по Пятой авеню, бросая вызов всем и каждому на ее пути. Остов змия скрежетал по асфальту, словно тысяча ножей.
Мы тем временем занялись нашими ранеными, затащили их в холл. Враг уже давно скрылся из вида, а Кларисса продолжала носиться туда-сюда по авеню вместе со своим жутким трофеем, бросая вызов Кроносу.
Наконец Крис сказал:
— Я присмотрю за ней. Она в конце концов устанет, и тогда я уговорю ее вернуться в здание.
— А что там с лагерем? — спросил я. — Там кто-нибудь остался?
Крис покачал головой.
— Только Аргус и духи природы. Дракон Пелей по-прежнему охраняет дерево.
— Долго они не продержатся. Но я рад, что ты здесь.
— Извини, что так долго собирались, — печально проговорил Крис. — Я пытался убедить Клариссу. Я говорил ей, что нет смысла защищать лагерь, если здесь все погибнут. Если погибнут все наши друзья. Жаль, что понадобилась Силена, чтобы…
— Мои охотницы организуют тут защиту, — перебила его Талия. — Аннабет и Перси, вы идите на Олимп. У меня такое чувство, что вы там будете нужнее… чтобы воздвигнуть последнюю линию обороны.
Швейцар из холла исчез. Его книга лежала раскрытой на столе, а стул был пуст. Но остальная часть холла была битком набита ранеными обитателями лагеря, охотницами и сатирами.
У лифта нас встретили Коннор и Тревис Стоуллы.
— Это правда? — спросил Коннор. — Насчет Силены?
Я кивнул.
— Она умерла героем.
— Я еще слышал… — Тревис неловко переступил с ноги на ногу.
— Это всё, — оборвал его я. — Конец истории.
— Ну да, — пробормотал Тревис. — Слушай, мы так думаем, у армии титанов будут трудности с лифтами. Им придется подниматься по несколько штук зараз. А великаны сюда вообще не влезут.
— Это самое большое наше преимущество, — сказал я. — Есть какой-либо способ вывести лифт из строя?
— Он волшебный, — пояснил Тревис. — Обычно для этого нужен ключ-карта, но швейцар куда-то исчез. Это значит, что защитные системы выходят из строя. Теперь любой может войти в лифт и подняться наверх.
— Значит, мы должны не подпускать их к дверям. Мы запрем их в холле.
— Нам нужно подкрепление. Они всё наступают и наступают. В конечном счете они нас подавят!
— У нас нет подкрепления, — жалобно сказал брату Коннор.
Я посмотрел на Миссис О’Лири, она стояла снаружи у стеклянных дверей и обильно вымазывала их липкой собачьей слюной.
— Может быть, это не так, — проговорил я.
Выйдя на улицу, я положил руку на морду адской гончей. Хирон перевязал ей лапу, но она все еще прихрамывала. Шерсть ее была покрыта грязью, листьями, кусками пиццы и засохшей кровью монстров.
— Привет, девочка. — Я старался говорить жизнерадостным тоном. — Я знаю, что ты устала, но я хочу попросить тебя о еще одной большой услуге.
Я потянулся к ней и зашептал ей в ухо.
Как только Миссис О’Лири отправилась в путешествие по теням, я присоединился к Аннабет. По пути к лифту мы увидели Гроувера, склонившегося над толстым раненым сатиром.
— Леней! — воскликнул я.
Выглядел старый сатир ужасно. Губы у него посинели. Из живота торчало поломанное копье, а козлиные волосатые ноги от боли выкрутились под неестественным углом.
Он попытался сфокусировать на нас взгляд, но, я думаю, он нас не видел.
— Гроувер? — пробормотал он.
— Я здесь, Леней.
Гроувер глотал слезы, хотя Леней в свое время и говорил про него всякие гадости.
— Мы… мы победили?
— Гм… да, — солгал Гроувер. — Благодаря тебе, Леней. Мы прогнали врага.
— Я же тебе говорил, — пробормотал старый сатир. — Настоящий вожак. Настоящий…
И глаза его закрылись навсегда.
Гроувер всхлипнул. Он положил ладонь на лоб Ленея и произнес древнее благословение. Тело старого сатира растворилось — остался только саженец на горке свежей земли.
— Лавр, — с трепетом проговорил Гроувер. — Теперь старый козел счастлив.
Он взял саженец в руки.
— Я… посажу его на Олимпе. В саду.
— Мы как раз туда и направляемся. Идем, — сказал я.
В поднимающемся лифте тихонько играла музыка. Я вспомнил свое первое посещение Олимпа — мне тогда было двенадцать. В тот раз Аннабет и Гроувер не сопровождали меня. Я был рад, что сегодня они со мной. Меня одолевало предчувствие, что это наше последнее совместное приключение.
— Перси, — тихо обратилась ко мне Аннабет. — Ты был прав насчет Луки. — Это были ее первые слова после смерти Силены Боргард.
Она, не отрываясь, смотрела на указатель этажей — там сменялись волшебные цифры: 400,450, 500.
Мы с Гроувером переглянулись.
— Аннабет, — начал я, — мне очень жаль…
— Ты пытался мне сказать, — голос у нее дрожал, — что Лука плохой. Я тебе не верила, пока… пока не узнала, как он использовал Силену. Теперь я знаю. Надеюсь, ты счастлив.
— Невелико счастье.
Аннабет оперлась рукой о стенку лифта, стараясь не смотреть на меня.
Гроувер осторожно держал в руках саженец.
— Что ж… конечно, хорошо снова быть вместе. Спорить. Почти погибать. Побеждать страх. Ой, смотрите — приехали.
Раздался звоночек, дверь открылась, и мы вышли на повисшие в воздухе мостки.
Не часто Олимп производит гнетущее впечатление, но теперь именно так он и выглядел. Горели жаровни. Окна были темны. На улицах пусто. Двери забиты. Если и было где какое движение, так только в парке — там оборудовали госпиталь, в котором суетились Уилл Солас и другие дети Аполлона — ухаживали за ранеными. Наяды и дриады пытались с помощью природных заклинаний вылечить ожоги и травмы, нанесенные ядом.
Гроувер занялся своим саженцем, а мы с Аннабет обходили раненых, стараясь их подбодрить. Я видел сатира со сломанной ногой, полукровку, всего забинтованного — с головы до ног, видел тело, укрытое золотым погребальным саваном домика Аполлона. Я не знал, кто там, под этим саваном, и не хотел узнавать.
У меня камень лежал на сердце, но мы старались найти подбадривающие слова.
— Да ты и глазом не успеешь моргнуть, как снова будешь в строю, сражаться с титанами! — сказал я одному из ребят.
— Ну, ты прекрасно выглядишь, — похвалила другого Аннабет.