Теперь все ясно, и все возвращает меня в ту самую пятницу, в тот самый вечер, когда в моей памяти произошел black-out.[75] Теперь я отчетливо вспомнил, что произошло в конце того дня. Вспомнил об ощущении крайнего переутомления, об ощущении краха, которое у меня не было больше сил переносить, о назойливой мысли, которая переросла в уверенность: теперь смерти я боюсь меньше, чем жизни. Я вспомнил, как снял телефонную трубку, чтобы набрать номер, который дал мне один из моих высокопоставленных пациентов. Вспомнил нейтральный голос на другом конце провода, с которым я договорился о встрече. Вспомнил посланный мне номер тайного счета, на который я поручил своему банкиру перевести 300 тысяч долларов, ликвидировав весь свой портфель акций. Вспомнил, как я вышел из офиса и вдруг понял, что до назначенной встречи еще очень далеко. Вспомнил, как начал обходить бары, чтобы попытаться хоть как-то забыться. Вспомнил, что оказался в «Клубе 13» незадолго до полуночи и прождал там еще полчаса, пока некий человек не подсел к моему столику.

Человек в капюшоне.

Лучший наемный убийца в Нью-Йорке.

Я вспомнил его потухший взгляд и неподвижное, точно каменное лицо. Вспомнил его монотонный голос, когда он спросил, о ком идет речь в контракте, который я хочу ему предложить. Вспомнил, как протянул ему коричневый конверт, из которого он вынул фотографию: мою фотографию. Вспомнил, что он не выказал ни малейшего удивления — вне всяких сомнений, мой поступок был не так оригинален, как мне думалось.

Я вспомнил его последний вопрос, к которому я оказался не готов:

— Сколько пуль?

Я вспомнил, что помедлил, прежде чем ответить:

— Три: одну — в грудь и две — в голову.

И вспомнил, как он встал, а я остался за столом. Допил свой стакан, сказав себе, что на этот раз точку невозврата я преодолел.

И что так — даже лучше.

* * *

Команда интернов и медсестер собралась на крыше больницы, чтобы принять раненых. Из-за резких порывов ветра вертолет несколько минут летал вокруг здания, прежде чем ему удалось приземлиться. По радио сотрудников больницы уже проинформировали о состоянии пациентов. Из этой информации можно было понять, что надежд почти не осталось.

Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, чего я не могу изменить, мужество — изменять то, что могу, и мудрость — всегда отличить одно от другого.

Молитва о душевном покое

Больница Сент-Джуд

Воскресенье, 1 ноября 2007 года

1 ч 15 мин

Доктор Шино Мицуки толкнул дверь закусочной «Элвис-динер», находившейся прямо перед входом в отделение «Скорой помощи». Он сел у стойки и заказал жасминовый чай, который ему подали вместе с fortune cookies. За окном гремела гроза. Под огнем молний металлический трейлер сотрясался от дождя и ветра, точно корабль в эпицентре шторма. Мицуки ослабил галстук и подавил зевоту. Отхлебнул чая, достал печенье из упаковки и разломил его, чтобы прочесть пословицу, написанную на маленькой полоске бумаги: «Тот, кто избегает безумств, не так разумен, как ему кажется».

Врач потер веки и какое-то время поразмышлял над этим изречением, как будто оно было предназначено лично ему. Размышления прервал писк его пейджера. Он положил бумажку на стойку и вышел из кафе, не обращая внимания на ливень.

В голове Итана

Между жизнью…

…и смертью

Я плаваю в воздухе над коридорами больницы без усилий, точно птица, парящая в небе. Я слышу надсадные голоса, крики. Вижу врачей и медсестер, которые суетятся вокруг меня, но я чувствую, что жизнь уходит. Я ищу Селин в других комнатах. Нужно торопиться. Я хочу еще раз побороться за нее, но у меня уже нет сил. Я растекаюсь, рассеиваюсь, словно прах, который уносит ветер, после того, как его развеют.

Створки приоткрываются. Я замечаю тело Селин, окруженное людьми из «Скорой помощи», которые пытаются вернуть ее к жизни. Я хочу приблизиться к ней, но какая-то сила мне мешает. Прежде чем дверь опять закрывается, я слышу несколько криков, растянутых во времени: «Ребята, отходит!», «Похоже, конец», «Необратимая сердечная недостаточность». И тут я впервые осознаю, что она вот-вот умрет из-за меня. В этот последний день обретя счастье, я не взял в расчет то самое ужасное предчувствие, которое столько раз пыталось меня предостеречь: «Если ты ее любишь, надо ее защитить, а чтобы ее защитить, тебе надо исчезнуть».

Я ее убил.

Я ее убил.

Я ее убил.

* * *

4 часа ночи

Два тела.

В двух разных помещениях.

Два тела, которые несколькими часами раньше любили друг друга.

Две пары рук, которые сжимали друг друга в объятиях.

Две пары губ, которые искали друг друга.

Погруженная в искусственную кому, Селин продолжала жить только благодаря аппарату искусственного дыхания, который вентилировал ее легкие в ожидании возможной пересадки сердца.

Итан в состоянии клинической смерти лежал с закрытыми глазами. Кровь больше не поступала в его мозг, и его нейронные функции были необратимо разрушены. Однако удары сердца и температура его кожи позволяли думать, что не все еще потеряно окончательно.

Но это была лишь иллюзия.

Рядом с ним стояла Клэр Джулиани, одна из молодых интернов больницы, и смотрела на него с грустью.

Вдруг дверь в реанимационную резко отворилась, и появился Шино Мицуки.

— Обнаружили его водительские права! — бросил он ей.

Клэр посмотрела документ Итана и увидела, что разрешение на изъятие органов отмечено галочкой.[76]