Дом продали через какого-то дальнего молодого родственника. Крышу починили, но заплатили за ремонт уже новые обитатели. Они же унаследовали и велосипед, и полный гардероб тщательно отглаженной одежды. А также коробки с тронутыми плесенью книгами и покоробленными пластинками классической музыки.

В то утро мистер Уоллер сердито улыбался нам. Глаза увлажнены укоризной. Чем-то был недоволен. Есть масса способов огорчить человека и совсем немного – доставить ему удовольствие. Темой урока было рабовладение на старом Юге. Жестокость, с которой одни люди обращаются с другими во имя некой высшей цели или просто ради чисто эгоистической выгоды, с иронией говорил мистер Уоллер. В иронии мистера Уоллера всегда крылась плохо замаскированная ярость, и ты сидела, не дыша и с видом пай-девочки сложив руки на парте, с одной лишь надеждой – что пронесет. А мистер Уоллер расхаживал по проходу между партами и спрашивал: Кто в этом классе хочет быть рабовладельцем? Кто в глубине души стремится владеть рабами? Давайте-ка посмотрим на ваши руки! Ну же, где руки! В классе воцарилась мертвая тишина, всех словно парализовало. Долгая пауза. А затем: Ага, очень любопытно, получается, те, кто действительно хочет владеть рабами, не слишком стремятся в этом признаваться! Что ж, поздравляю, вы научились скрывать свои истинные чувства, притворяться порядочными людьми. Это и есть так называемая цивилизация. Спасибо всем.

И вот однажды днем старик, медленно крутя педали, ехал вверх по холму. И никакого шлема на нем на этот раз не было, только лысина сверкала. Я стояла и смотрела, не в силах отвести глаз. Ждала, когда мистер Уоллер упадет. Была достаточно близко, чтобы хорошо видеть его, но самой оставаться незамеченной. Наверное, в тот момент я надеялась увидеть, как брызнет на асфальт кровь. Кровь, мозги, смерть. Конец всему.

Он не то чтобы упал. Просто неловко соскользнул с велосипеда, после того как руль вдруг сложился пополам. Велосипед со звоном упал на асфальт. Когда я подбежала к мистеру Уоллеру, он что-то невнятно бормотал, из глаз катились слезы, а по подбородку ползла слюна. Знаете, как я вас любила? – воскликнула я. И одновременно – страшно боялась вас, и грезила о вас наяву?

Нет. Конечно, я не сказала ничего такого. Какие-то другие слова, только не это. Не того сорта я была женщина, чтобы говорить подобное.

Потом бросилась поднимать велосипед. Потом вела мистера Уоллера по улице и старалась успокоить. Господи, до чего худенькие у него руки, прямо как косточки, торчат из широких рукавов. Эта наша последняя встреча произошла в августе 1993 года. Мы поднимались по холму, и рядом со мной кто-то дышал медленно-медленно, словно огромные неуклюжие крылья раздвигали воздух.

А потом, после долгой паузы, мистер Уоллер вдруг спросил: А вы, собственно, кто будете? Кто из них?…

Едва увидев ее, она сразу поняла, что хочет эту вещицу.

Среди изящных безделушек из кованого серебра и украшений из бирюзы, среди кожаных изделий ручной работы, глазурованной керамики, корзин и ковриков грубого плетения лежал на прилавке магазина подарков и сувениров, что в резервации пайютов, Пирамид-Лейк, штат Невада, весьма любопытный предмет. Он мгновенно привлек внимание Юнис.

Неровный круг не более четырех дюймов в диаметре из туго сплетенной виноградной лозы или каких-то мелких высохших веточек был сплошь утыкан крохотными шелковистыми перышками. Изящный рисунок, изысканная форма, а расцветка типична для всех индейских поделок ручной работы – превалируют коричневые, бежевые и черные тона. Юнис смотрела на загадочную вещицу – и вдруг она легла ей на ладонь, легкая, почти невесомая. Изумительно! На бирке крупными печатными буквами была выведена надпись: «Ловушка для снов». И еще круг этот был такой сухой, что Юнис испугалась, того и гляди, рассыплется в прах. Поднеся загадочный предмет к глазам, она увидела, что сплетение веточек образует нечто вроде миниатюрного гнездышка или паутины, прошитой тонким кожаным шнуром. А в центре тускло поблескивает маленький камешек, похожий на агат. От ее дыхания шелковистые перышки вдруг ожили и затрепетали. Перышки были такие красивые, в мелкую темно-коричневую крапинку и полоску, точно акварелист нанес легчайшие мазки кистью на желтовато-коричневый фон.

Увидев, что Юнис заинтересовалась «ловушкой для снов», владелец магазина, индеец, объяснил, что эту вещь можно дарить только тем, кого «очень любишь», а лучше всего вешать ее над колыбелькой или кроваткой. «Паутина внутри ловит хорошие сны, а плохие сны – нет. Гарантирую!» Эти слова он добродушно прокричал чуть ли не в ухо Юнис, так говорят иногда с маленьким ребенком.

То был индеец, по всей очевидности, из племени пайютов; живой мускулистый мужчина среднего возраста в выцветшей футболке и линялых джинсах, подхваченных кожаным ремнем с медной бляхой, на которой красовался орел. Редеющие черные волосы с проблесками седины были стянуты в конский хвост, что придавало индейцу несколько небрежный и одновременно игривый вид. Лоб в шишкообразных наростах – следы шрамов? – а голос преувеличенно веселый, на грани насмешки. Так он говорил не только с Юнис, но и со всеми остальными покупателями. До разговора с Юнис он перекинулся несколькими фразами с еще одним человеком, из чего Юнис сделала вывод, что индеец – ветеран войны во Вьетнаме. Это, впрочем, не мешало ему приветливо улыбаться всем покупателям, и ей, Юнис, в частности.

– Да, мэм! Для вас будут ловиться только хорошие сны, – сказал индеец, протягивая уже упакованный в бумажный пакетик хрупкий предмет. – А все плохие сны уйдут. Повесите над постелью, и дело в шляпе! О'кей? Даже если не верите, что-то непременно случится.

– Спасибо, – ответила Юнис. – Так и сделаю.

Она была уже не так молода, но благодаря бледно-золотистым волосам, чистой светлой коже и умным серым глазам выглядела весьма привлекательной женщиной. И еще она была совсем одинока.

Юнис улыбнулась индейцу, хоть и заметила, что в его взгляде не было особой искренности и теплоты. Улыбался он, раздвигая губы над неровными желтоватыми зубами, отчего в уголках рта туго натягивалась кожа, а блестящие, как агаты, глаза, засевшие в глубоких глазницах под шишковатым лбом, смотрели пронзительно и дерзко. Они словно говорили: «А я тебя знаю. Даже если ты не знаешь меня. Насквозь вижу». Юнис, не привыкшая к невежливому, а уж тем более к грубому обращению, сохраняла тем не менее спокойствие и натянуто улыбалась. Выходя из магазина, она почувствовала, что взгляд мужчины устремлен на ее лодыжки и быстро поднимается все выше и выше, обегая ее стройную фигуру. И Юнис не обернулась, услышав, как он крикнул вдогонку:

– Заходите еще, леди, о'кей? – И все это с преувеличенной любезностью и нескрываемой насмешкой.

Даже если не верите, что-то непременно случится.

Вернувшись в Филадельфию, в свой кирпичный дом на Диланси-стрит, она повесила «ловушку для снов» у изножья кровати и улеглась спать. Перелет утомил ее, она была переполнена образами и впечатлениями. Двенадцатидневное путешествие по юго-западным штатам Невада и Аризона было ее первым полноценным отпуском за много лет. Как живо она помнила некоторые его моменты: лазурно-синее небо над головой, дикую и грозную красоту гор, цвета и оттенки песчаных дюн, мерцающие солончаки, белесое молчание Долины Смерти! И в то же время путешествие утомило ее, а в конце – даже наскучило. В нем не было осознания собственного «я». Не было осознания миссии.