Прежде нежная мелодичная музыка гремела уже на полную мощность, от нее можно было оглохнуть, а потом вдруг резко оборвалась. И вместо нее над катком тонко и злобно завыл ветер.

Волосы мои окончательно растрепались, уши заледенели. Пальцы в плотных варежках из ангоры тоже превратились в ледышки. Большинство конькобежцев разошлись по домам, к моему разочарованию, то были самые нарядные, красивые и воспитанные люди. Семьи тоже ушли, забрав с собой самых красивых и породистых собак, и остались лишь беспородные уродливые дворняжки со злобными глазками и хвостами-обрубками. Мы с мистером Лейси быстро покатили в заваленную снегом и безлюдную часть катка, чтобы избежать столкновения с этими собаками, но нас постоянно преследовал проклятый и вездесущий луч прожектора. Здесь лед был неровным, шишковатым, и кататься по нему было трудно. У края катка кто-то взмахнул рукой, я разглядела ухмыляющуюся бледную физиономию. И вдруг в мистера Лейси полетел тугой снежок. Он попал ему между лопатками и разлетелся на куски.

Лицо мистера Лейси побагровело от ярости, он быстро развернулся. Кто это сделал? Кто?… Произнес он эти слова строго и громко, как в классе, но только сейчас мы были не в классе и мальчишки высмеивали его совсем уж нагло. Начали скандировать нечто вроде: Лей-си! Лей-си! Сукин сын! Сукин сын! Полетел еще один снежок и угодил ему в голову, прямо в висок. Очки слетели и покатились по льду. Я кричала мальчишкам: Перестаньте! Прекратите! И тогда они уже выбрали своей мишенью меня – один снежок пролетел в миллиметре от головы, другой угодил в предплечье, было довольно больно. Мистер Лейси погрозил хулиганам кулаком, и они ответили целым залпом из снежков; несколько из них попали в цель. Причем были брошены с такой силой, что он упал, а в углу рта показалась кровь. Без очков мистер Лейси выглядел моложе, совсем мальчик, и еще таким беспомощным, потому что ничего не видел.

Я опустилась на четвереньки и стала ползать по льду в поисках его очков. Нашла. Слава Богу, оказалось, что в общем-то они целы, только одно стекло треснуло, на нем появилась тонюсенькая трещинка, с волосок. Я вся дрожала от ярости, меня душили рыдания. Я была уверена, что узнала мальчишек: это были ребята из нашего класса, и они тоже ходили на уроки алгебры, вот только имен их никак не удавалось вспомнить. Потом наклонилась над мистером Лейси, спрашивая, как он и все ли в порядке. Увидела, что он в шоке, приложила носовой платок к его кровоточащим губам. То был один из его белых хлопковых носовых платков, которые он часто вынимал из кармана в классе, демонстративно встряхивал, а потом протирал ими очки. Мальчишки с гоготом и визгом убежали. И мы с мистером Лейси остались на катке одни. Даже дворняжки исчезли.

Только сейчас я почувствовала, как холодно. По радио передавали предупреждение – сегодня ночью предстоит резкое понижение температуры в районе озер Эри и Онтарио, обусловленное сильными ветрами, – до минус тридцати градусов по Фаренгейту. А ветер меж тем все усиливался и гнал по катку змеящиеся полосы снега – словно в преддверии очередного бурана. И почти все лампочки вокруг катка погасли, или их сорвало усиливающимся ветром. Свежевыпавший снег, совсем недавно казавшийся таким пышным и чистым, теперь был весь затоптан; на нем виднелись желтоватые следы собачьей мочи, повсюду из сугробов торчали окурки, обертки от сладостей, потерянные ботинки, варежки, валялась даже чья-то вязаная шапочка. Я увидела мое нарядное ручной вязки кашне – оно валялось на льду. Должно быть, кто-то из мальчишек стащил его, когда я отвлеклась.

Я больно прикусила нижнюю губу, изо всех сил стараясь не заплакать, красивый шарф, подарок мамы, можно считать, пропал, мне совершенно не хотелось подбирать его. Подавленные и молчаливые, мы с мистером Лей-си отыскали свои сапоги, оставили взятые напрокат коньки, свалив их в общую кучу, и двинулись к «фольксвагену» – единственному оставшемуся на стоянке автомобилю. Мистер Лейси тихо чертыхнулся, заметив, что на ветровом стекле расползлась тонкая, в форме паутины, трещина. И с иронией заметил: Ну вот, теперь ты знаешь, Эрин, что это такое – каток в парке Делавэр.

Яркая, в оспинах, луна опустилась уже совсем низко и повисла над верхушками деревьев – того гляди поглотит черная ночь.

На Восьмой улице, неподалеку от автобусной остановки, была небольшая закусочная под названием «Бизон-Сити». Мы с мистером Лейси сидели друг против друга за маленьким столиком, и он сухим и напряженным тоном делал заказ медноволосой официантке: Два кофе, будьте добры. Смотрел он сурово и хмуро, как бы отвергая малейшие поползновения со стороны женщины спросить, что с ним случилось, – лицо у него было красное и опухшее, из разбитой губы сочилась кровь. Потом он извинился, встал и пошел в туалет. Мочевой пузырь у меня прямо лопался, мне тоже нужно было в туалет, но я робела, стеснялась встать из-за столика, пока мистер Лейси не ушел.

Было 3.20 ночи. Как поздно! Энергоснабжение в некоторых частях города, по всей видимости, все же удалось восстановить – по дороге от парка мы видели освещенные улицы, работающие светофоры. И все же улицы по большей части были безлюдны и завалены снегом. Единственным видом транспорта, не считая нашего «фольксвагена», были снегоуборочные машины и грузовики, рассыпающие на проезжей части соль. В «Бизон-Сити», работающей круглосуточно, несмотря на столь поздний час, были посетители, в основном дорожные рабочие. Они сидели за стойкой бара, громко смеялись, болтали и флиртовали с официанткой – судя по всему, их доброй знакомой.

Когда мы с мистером Лейси вошли в это ярко освещенное помещение и зажмурились, мужчины покосились на нас с любопытством, однако никаких замечаний отпускать не стали. По крайней мере мы не слышали. Мистер Лейси тронул меня за руку и кивком указал в самый дальний угол зала, где находились кабинки. Как будто сидеть за столиком напротив мистера Лейси в тесной кабинке было совершенно просто и естественно.

В туалете, в замутненном дыханием зеркале, я увидела свое лицо. Странно раскрасневшееся, с глазами, отливающими стеклянным блеском. Мне это лицо показалось незнакомым, отдаленно напоминающим лицо старшей сестры Джанис, но и не ее тоже. Я сложила ладони чашечкой, набрала холодной воды из-под крана и опустила в нее разгоряченное лицо – до чего же приятное ощущение! Волосы встрепаны, точно кто-то поработал на голове взбивалкой для яиц, а свитер старшего брата оказался еще более грязным, чем я ожидала. Правда, помимо масляных пятен, на нем появились еще новые, темные, похожие на пятна крови. Может, то была кровь мистера Лейси?… Э-рин Дон-игал – изумленно и с благоговением прошептала я свое имя. И еще – с изумлением. И разумеется, с гордостью! Мне было всего пятнадцать лет.

Вдохновленная и возбужденная, я нашарила в кармане тюбик малиновой помады и подкрасила губы. Эффект получился обратный. Ужас, пошлость, варварство/Я словно слышала ворчливый голос мистера Лейси. Однажды на уроке он весьма иронично отозвался о косметике: Раскрашивают лица, как дикари, в наивной вере в чудо. Но он, должно быть, просто шутил.

Наверное, сама я все же верила в чудо. Надо же хоть во что-то верить!

Вернувшись в зал, к столику, я заметила, что мистер Лейси тоже умылся и его длинные влажные волосы аккуратно причесаны. Он, щурясь, поднял на меня глаза, слегка нахмурился, а на губах мелькнула насмешливая улыбка. Видимо, это означало, что он заметил помаду, однако никаких комментариев не последовало. И подтолкнул ко мне меню со словами: Закажи себе что-нибудь, Эрин, ты, наверное, умираешь от голода. Я взяла меню и стала читать. Есть и вправду страшно хотелось, даже голова слегка кружилась от голода, но все надписи там были неразборчивые, расплывчатые, будто бумагу не раз заливали водой, и, к своему смущению, я не могла разобрать ни слова. И отрицательно покачала головой – дескать, нет, ничего не хочу, благодарю вас. Нет, Эрин? Ничего? Ты в этом уверена! – удивленно спросил мистер Лейси. Тут в зале включился музыкальный автомат с сентиментальной песенкой Ты так одинока сегодня, крошка». Сидевшие за стойкой в клубах сигаретного дыма работяги и рыжеволосая официантка так и покатились со смеху.