— Миссис Питт! — растерянный голос принадлежал Тэсси. — Что вы здесь делаете? С вами все в порядке? Вы не пострадали? Вы такая бледная!

Объяснение было лишь одно — чистая правда. Лицо Тэсси, когда она опустила фонарь, было сама невинность, однако в глазах застыла нешуточная тревога.

— Я шла за тобой следом, — призналась Шарлотта. Какой глупой показалась ей самой эта фраза. И какой опасной. Но нет, на лице Тэсси она не заметила никакого гнева.

— В таком случае вам лучше войти, — сказала девушка и, не дожидаясь ответа, вошла в дом, оставив дверь открытой.

Шарлотта застыла в нерешительности. Какая-то часть ее «я» хотела броситься в бегство, лететь со всех ног прочь от этих тесных, зловонных переулков, от этого мрачного дома, что зиял перед ней открытой дверью, от крови и безумия, что наверняка обитали внутри его. Другая же часть знала, что никуда она не побежит, потому что не знает, где находится, а если все-таки побежит, то рискует еще дальше углубиться в лабиринт здешних трущоб.

Тянуть дальше нельзя было. Однако решение было принято благодаря не мужеству, а полному его отсутствию. Собрав волю в кулак, Шарлотта шагнула вслед за Тэсси в дом. За дверью оказался темный коридор, такой узкий, что она касалась стен локтями. Он, в свою очередь, привел к крутой лестнице, ступеньки которой жалобно скрипели под ее весом. Никакого освещения не было, если не считать подрагивающего пламени свечи впереди нее. Шарлотта двинулась вперед почти на ощупь, стараясь при этом не думать, куда идет.

Спальня оказалась самой обыкновенной: тонкие занавески на окнах, на полу вместо ковра грубая мешковина, голый деревянный стол, на нем таз и кувшин, большая двуспальная кровать, специально застеленная по такому случаю чистым бельем. В кровати лежала девушка — если не сказать, девочка, лет четырнадцати-пятнадцати, бледная, скованная страхом. Темные волосы зачесаны назад со лба, спадая ей на плечи влажными спутанными прядями. Сразу стало понятно, что у нее роды и ей ужасно больно.

По другую сторону кровати стояла другая девушка, года на два старше, однако сильно на нее похожая, из чего Шарлотта заключила, что они сестры. Рядом с ней, закатав рукава, на тот случай, если понадобится помощь, а пока держа бедняжку в постели за руку, стоял помощник викария Бимиша, шотландец Мунго Хейр.

И тогда Шарлотта поняла. Все было настолько очевидно, что любые вопросы были бы излишними. Ответ сказался прост: Тэсси помогала рожать бедным девушкам, которые не могли нанять повитуху. Не иначе как к этому виду благотворительности ее пристрастил Мунго Хейр.

Впрочем, он ли? Сама мысль о том, что такое предложение могло исходить от этого розовощекого святоши, показалась Шарлотте абсурдной.

С другой стороны, этот быстрый, искренний поцелуй говорил сам за себя. А еще он объяснял, почему Тэсси вняла увещеваниям бабушки, что ей-де следует посвятить себя благотворительности. В душе Шарлотты все пело. У нее как будто гора свалилась с плеч, и она была готова смеяться над собственными страхами.

А вот Тэсси явно было не до смеха. У лежавшей на кровати девушки начались схватки, и лицо страдалицы тотчас исказилось гримасой боли и страха. Тэсси же принялась деловито раздавать указания бледному юноше и «белой кепке». По всей видимости, это и был тот самый уличный мальчишка, который вызвал ее сюда, бросая камешки ей в окно. Командирским голосом она отправила его принести воды и побольше чистых лоскутов, не иначе как для того, чтобы выставить его за дверь. Не опасайся она за жизнь девушки, так Мунго Хейр был бы выставлен за ним следом. Все-таки роды — это женское дело.

Шарлотта хорошо помнила, с каким трудом произвела на свет двух своих детей, особенно первого. Помнится, тогда ее переполняли благоговейный трепет и гордость, которые, как только начались схватки, сменились самым примитивным, животным страхом. Казалось, эта боль никогда не отпустит ее, а если отпустит, то только в двух случаях: либо новая жизнь, либо смерть. И это при том, что она была взрослой женщиной, любящей своего мужа, и рождение ребенка явилось для нее высшим счастьем. Не говоря уже о том, что рядом с ней были мать и сестра, которые ухаживали за ней после того, как врач сделал свое дело. Лежавшая же перед ней девушка, в сущности, сама была ребенком — в ее возрасте Шарлотта еще ходила в школу. И ей было некому помочь — лишь Тэсси и этот сердобольный шотландец.

Шарлотта шагнула к кровати и, взяв девушку за руку, присела на самый краешек.

— Держись за меня, — сказала она с улыбкой. — Если ты будешь сдерживать потуги, тебе будет лишь больнее. И если хочется кричать — кричи, ты имеешь на это право. Честное слово, тебя никто не осудит. Вот увидишь, оно того стоит. — Эти слова вырвались у нее сами собой, и не успела она их произнести, как пожалела о сказанном. Слишком много младенцев появлялись на свет мертвыми; но даже если этот родится живым, сможет ли эта девочка взять на себя заботу о нем?

— Вы так добры, мисс, — прошептала девушка между схватками. — И почему вы только так добры ко мне?

— Потому что я сама родила двоих детей, — ответила Шарлотта, крепче сжимая худенькую руку, которая тотчас же напряглась в новом спазме боли. — И знаю, каково тебе сейчас. Но как только ты возьмешь на руки своего малыша, тотчас позабудешь про всякую боль.

Сказав эти слова, Шарлотта вновь отругала себя за поспешность. Что, если у несчастной нет средств, чтобы содержать ребенка? Если он будет отдан в чужую семью или, что еще хуже, в какой-нибудь убогий приходский приют, откуда он, никем не любимый и никому не нужный, попадет в работный дом?..

— Мы с сестрой, — ответила девушка на ее молчаливый вопрос. — Мы решили растить его вместе. У Энни есть работа, она убирает в домах. Работу для нее нашел мистер Хейр, — девушка посмотрела на Мунго глазами, полными такого бесконечного доверия, что Шарлотта слегка поежилась.

Тем временем схватки участились, и стало не до разговоров. Теперь за дело принялась Тэсси: в ход пошли советы и указания, полотенца и, в конечном итоге, горячая вода. Шарлотта не раздумывая взялась ей помогать. И примерно в половине четвертого утра в этой убогой, тесной комнатке произошло чудо: девушка произвела на свет живого, здорового младенца. Одетая в чистую ночную рубашку, девушка лежала в кровати и, хотя волосы ее были мокры от пота, вся светилась счастьем. Держа на руках младенца, она робко поинтересовалась у Шарлотты, не будет ли та возражать, если мальчика нарекут в честь нее — Чарли. На что Шарлотта[8]совершенно искренне ответила, что сочтет это за высокую честь.

В четверть пятого, когда начало светать и небо над лабиринтом крыш, серых от грязи и копоти, приобрело нежный жемчужный оттенок, Шарлотта и Тэсси вышли на улицу и следом все за тем же уличным мальчишкой дошли до того самого бульвара, откуда было рукой подать до Кардингтон-кресент и до дома Марчей. Мунго Хейр не пошел вместе с ними, попрощавшись с Тэсси на углу бульвара. До утренней службы ему предстояло сделать еще кое-какие дела. Шарлотте хотелось петь и плясать от переполнявшей ее радости, правда, с той разницей, что ее собственные ноги почти не слушались, что не удивительно, учитывая, сколько им пришлось прошагать за сегодняшнюю ночь. Тем не менее она поймала себя на том, что напевает какой-то незатейливый, но в высшей степени веселый популярный мотивчик, а в следующую минуту к ней присоединилась и Тэсси. В предрассветной мгле они — забрызганные кровью, с растрепавшимися волосами — бодро шагали по бульвару, и разноголосые птицы в ветвях сикомора приветствовали их своим пением.