Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В общечеловеческом, – пояснила она. – А то я могу их закинуть на стол или куда повыше.
– Не надо, – сказал я. – И так все хорошо видно.
– Тогда не стесняйтесь, – разрешила особа. – Устраивайтесь поудобнее.
Что я и сделал. Сел в кресло рядом с длинноногой особой и выбрал удачный угол для обозрения.
– Вы в них не путаетесь? – спросил я по поводу ног для поддержания разговора.
– Нисколько, – отвечала особа. – Та, что ближе к дверям, – это левая, а с другой стороны – правая.
– Очень конструктивно, – согласился я.
– Если вам интересно, – заметила особа, – мы можем продолжить обзорную экскурсию. У меня еще есть руки…
Но тут поезд тронулся, а мужчина свернул газету.
– Йиржи Геллер, – представился он. – А это моя сумасшедшая племянница по имени…
– Вендулка, – кивнула она и уточнила: – Делать книксен не обязательно?
«Начинается», – подумал я, потому что однажды уже путешествовал в обществе дядюшки и племянницы.[29]И ничего хорошего из данного мероприятия не получилось, кроме авторского гонорара за нанесенные читателям травмы. Мне снятся иногда эти несчастные. Они бегут вслед за поездом, размахивая моими книжками, и кричат: «Убийца!»
Конечно, хорошо, когда читатели прозревают, прикоснувшись к чему-нибудь позитивному. Когда парализованные отбрасывают костыли, после знакомства с автором. Но когда они гонятся за моим поездом – я из принципа закрываю окно, чтоб ничего не слышать.
– Вы предумышленно путешествуете или слоняетесь просто так? – спросил у меня Йиржи Геллер.
– Я еду к чертовой матери, – честно ответил я.
Естественно, что некоторые диалоги не соответствуют так называемой «правде жизни». Но автор намеренно объединяет подспудную мысль со словами, чтобы его персонажи не чувствовали себя идиотами. Которые спрашивают: «Вы едете до города Брно?» И отвечают: «Нет, я выхожу в Пардубице». А всю остальную дорогу молчат, уткнувшись в газеты. В то время как автору нужен сюжет, чтоб заработать на хлеб с маслом…
– И где ваша чертова мать проживает? – спросила Вендулка.
– Мне кажется, что под городом Брно, – отозвался я.
– Так мы соседи! – обрадовалась Вендулка. – Можно легко составить компанию и отдохнуть в собственное удовольствие!
– Если я арендую подходящее помещение, – пояснил я.
– Грандиозно! – воскликнула Вендулка. – А сколько метров площади вам надо для безобразий?
– У вас имеется что-нибудь на примете? – чинно осведомился я.
– А то как же! – ввернул Йиржи Геллер. – Целая усадьба – хоть из пушки стреляй! Словом, есть где разгуляться!
– Для моих безобразий места много не надо, – признался я. – Порою хватает письменного стола, чтоб от души поизмываться над читателем.
– О! – заявила Вендулка. – Как это эротично! А вы глумитесь в каждом отдельном случае или массово? Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
– Пожалуйста, – согласился я. – Мне все равно как глумиться. Главное, чтобы поизощреннее. Автор – это литературная мясорубка, которая пускает на фарш целые куски жизни. И получаются на обед котлеты по-пражски. Или чешско-моравские фрикадельки.
– Ну, если речь зашла про обед, – сказал Йиржи Геллер, – не грех и выпить! Как вам кажется?
Мы ежедневно несем вздор и не считаем это предосудительным. Каждый день поднимаем заздравную чашу идиотизма, думая, что наставляем друг друга на путь истинный. И никогда с похмелья я не чувствовал себя хуже, как после высказанной накануне глупости.
– Мне кажется, – пояснил я, – лучше всегда принять рюмочку, чтобы не выглядеть дураком в трезвом виде.
– И то верно, – поддакнул мне Йиржи Геллер.
Он достал из баула бутылку хорошего коньяка и дорожные стопочки, а Вендулка присовокупила краковские колбаски.
– Так, значит, вы автор? – уточнил Йиржи Геллер, как только мы выпили. – И нынче ищете место для вдохновения и симпозиума? Позвольте вам предложить мансарду в приусадебном стиле…
– Вдобавок, – заметила Вендулка, – вы можете наплодить там гостей по собственному усмотрению. А я стану разгуливать по саду и буквально напрашиваться на авторские ремарки.
Предложение было, конечно, заманчивым, но…
– Боюсь, что не оправдаю ваших надежд как автор, – произнес я и повздыхал с интонациями. – У меня еще нет сюжета.
Тут Йиржи Геллер с Вендулкой ехидно переглянулись.
– Позвольте, – сказал Йиржи Геллер. – Я вам сейчас нарисую один сюжет…
К примеру, из «Реставрации обеда» у меня получилась «хатка»…
И. Грошек. Реставрация обеда. 2002 г.
Иржи Грошек – известный чешский писатель и кинематографист. Свою работу в кино он начал в 1982 году с должности осветителя на киностудии «Баррандов», но уже в 1988 году получил приз жюри критиков на фестивале в Сан-Себастьяне за короткометражный фильм «Жизнь двенадцати брандмейстеров».
В последующие годы Грошек сочетает учебу в Литературном институте с успешным ведением рекламного бизнеса. Широкую литературную известность Иржи Грошек приобрел в 2001 году после выхода романа «Легкий завтрак в тени некрополя» – первого из опубликованной позже трилогии. Его книги выдержали 12 переизданий, однако на приличную квартиру ему все равно не хватило.
Перевод: Анна-Вендулка Владимирова
«Реставрация обеда» 2002 г. сохранилась до наших дней в виде разрозненных фрагментов. Здесь мы приводим наиболее крупные отрывки из этого произведения.
«…Шатается на своих двоих?» – спрашивает сфинкс.
Внезапно хиромант замолчал. Мне показалось, что боги призвали его на должность гужевого транспорта – мула или осла. Но хиромант, сохраняя обличие, по-прежнему стоял предо мной и пялился на мои руки. Я тут же поставил научный эксперимент – развел свои руки в стороны, и хиромант моментально окосел.
– В чем дело? – поинтересовался я.
– У тебя отсутствует линия судьбы на ладони, – замогильным голосом произнес хиромант и добавил: – Совсем, абсолютно, навсегда…
Краткая этнографическая справка: в Греции проживают сплошные греки. Во всяком случае, их там поразительно много. Чешские туристы кучкуются местами, как пигментные пятна на шкуре леопарда. Ухмыляясь, захожу в магазин по поводу греческих сувениров. «Чех?» – интересуется у меня продавец. «Грек?» – в ответ интересуюсь я… Продавец хохочет, и глиняные тарелки подпрыгивают на полках. «За удачную покупку!» – Грек достает из-под прилавка аккуратную бутылочку и наполняет из нее два «наперстка» – «кап-кап!». Это местная виноградная водка и называется она «раки». «Бабушка делала!» – помирает со смеху продавец, видя, как я тяжело дышу после «бабушкиной раки». Градусов восемьдесят – не меньше. И температура воздуха «за бортом» – градусов сорок. Итого – сто двадцать!.. На хохот и кряканье из подсобки выходит грекова бабушка – сухонькая старушка, вся в черном. «Охи-охи!» – отнекиваюсь я, когда бабушка предлагает мне повторить по наперсточку. «Чех?!» – настаивает грек, и приходится мне «повторить» для поддержания национального авторитета.