Кристина следующая. Затем Уилл. Затем Питер. Я не наблюдаю за ними. Я знаю только, сколько времени они тратят: двенадцать минут, десять минут, пятнадцать минут. И наконец мое имя.

– Трис.

Я открываю глаза и выхожу вперед, где ждет Эрик с полным шприцем оранжевой жидкости. Я почти не замечаю иглу, когда она вонзается в мою шею, почти не вижу утыканное пирсингом лицо Эрика, нажимающего на поршень. Я воображаю, будто сыворотка – жидкий адреналин, бурлящий в моих венах, придающий мне силы.

– Готова? – спрашивает он.

Я готова. Я вхожу в комнату, вооруженная не пистолетом или ножом, а планом, составленным прошлой ночью. Тобиас говорил, что третья ступень посвящена интеллектуальной подготовке… разработке стратегий по преодолению страхов.

Жаль, я не знаю, в каком порядке последуют страхи. Я покачиваюсь на пятках и жду первого страха. Мне уже не хватает воздуха.

Земля под ногами меняется. Трава вырастает из бетона и колышется на ветру, которого я не чувствую. Зеленое небо сменяет голые трубы над головой. Я слушаю птиц и чувствую свой страх, учащенное сердцебиение и недостаток воздуха как нечто далекое, но не существующее в моем сознании. Тобиас сказал, что я должна понять смысл этой симуляции. Он был прав: дело не в птицах. Дело в контроле.

Крылья хлопают над моим ухом, и вороньи когти впиваются в плечо.

На этот раз я не бью птицу со всей силы. Я приседаю, слушая рокот крыльев за спиной, и провожу рукой по траве, над самой землей. Что противостоит бессилию? Сила. И я впервые почувствовала себя сильной в лагере Лихости, когда держала пистолет.

В горле встает комок, и я хочу, чтобы когти убрались. Птица верещит, и у меня сводит живот, но затем я нащупываю в траве что-то твердое и металлическое. Мой пистолет.

Я наставляю пистолет на птицу на плече, и она срывается с футболки взрывом крови и перьев. Я поворачиваюсь на пятках, целясь в небо, и вижу снижающуюся стаю темных перьев. Я нажимаю на спуск, снова и снова стреляя в море птиц над головой, наблюдая, как их темные тушки осыпаются на траву.

Пока я целюсь и стреляю, меня настигает тот же прилив сил, что и в первый раз, когда я держала пистолет. Сердце перестает бешено колотиться, и поле, пистолет и птицы тают. Я снова стою в темноте.

Я переступаю с ноги на ногу и слышу скрип. Я приседаю и провожу рукой по холодной гладкой поверхности – стеклу. Со всех сторон мои ладони встречают стекло. Снова аквариум. Я не боюсь утонуть. Дело не в воде, дело в невозможности спастись из аквариума. Дело в слабости. Надо просто убедить себя, что я достаточно сильная, чтобы разбить стекло.

Загораются голубоватые огни, и на пол сочится вода, но я не позволю симуляции зайти слишком далеко. Я бью ладонью по стенке перед собой в ожидании, что стекло расколется.

Ладонь отскакивает, не причиняя никакого вреда.

У меня учащается пульс. Что, если прием, сработавший в первой симуляции, не работает здесь? Что, если я могу разбить стекло только под давлением? Вода поднимается выше лодыжек, хлещет все быстрее с каждой секундой. Надо успокоиться. Успокоиться и сосредоточиться. Я прислоняюсь к стене за спиной и со всей силы бью ногой. И еще раз. Я ушибаю пальцы, но ничего не происходит.

Есть и другая возможность. Можно подождать, пока вода наполнит аквариум… она уже поднялась до колен… и постараться успокоиться, пока буду тонуть. Я обхватываю себя руками, стоя у стены, и качаю головой. Нет. Я не могу позволить себе утонуть. Не могу.

Я сжимаю кулаки и молочу по стене. Я сильнее стекла. Стекло тонкое, как свежая корочка льда. Мой разум сделает это правдой. Я закрываю глаза. Стекло – это лед. Стекло – это лед. Стекло – это…

Стекло трескается под рукой, и вода льется на пол. И возвращается темнота.

Я встряхиваю руки. Это препятствие должно было оказаться простым. Я уже сталкивалась с ним в симуляциях. Нельзя больше терять время подобным образом.

Сбоку ударяет что-то вроде сплошной стены, выбивая воздух из легких, и я падаю навзничь, задыхаясь. Я не могу плыть. В реальности такие огромные, такие могучие массы воды я видела только на картинках. Подо мной острые камни, скользкие от воды. Вода тащит меня за ноги, и я цепляюсь за скалу, чувствуя вкус соли на губах. Уголком глаза я вижу темное небо и кроваво-красную луну.

Налетает вторая волна, бьет в спину. Я ударяюсь подбородком о камень и морщусь. Море холодное, но кровь, текущая по шее, горячая. Я вытягиваю руку и нащупываю край скалы. Вода тянет за ноги с непреодолимой силой. Я цепляюсь как могу, но я недостаточно сильная… вода тащит меня, а волна отбрасывает мое тело назад. Она закидывает мои ноги поверх головы, распластывает руки в стороны, и я налетаю на камень спиной. Вода перехлестывает через лицо. Легкие раздирает от недостатка воздуха. Я перекручиваюсь и хватаюсь за край скалы, подтягиваясь над водой. Я ловлю воздух ртом, и очередная волна ударяет меня, на этот раз сильнее, но я лучше держусь.

На самом деле я не должна бояться воды. Я должна бояться потери контроля. Чтобы встретиться со своим страхом, я должна вновь обрести контроль над происходящим.

С криком разочарования я выбрасываю руку вперед и нахожу дыру в скале. Мои руки отчаянно дрожат, когда я подтягиваюсь и подбираю ноги под себя, прежде чем волна успевает унести меня за собой. Освободившись, я немедленно встаю и бегу по камню, проворно перебирая ногами; алая луна светит впереди, океан исчезает.

Затем исчезает все, и мое тело становится неподвижным. Слишком неподвижным.

Я пытаюсь пошевелить руками, но они крепко привязаны к бокам. Я опускаю взгляд и вижу веревочные путы на груди, руках и ногах. Внизу сложены поленья, за спиной – столб. Я высоко над землей.

Из теней появляются люди, их лица мне знакомы. Это неофиты с факелами, и первым идет Питер. Его глаза похожи на черные провалы, и он ухмыляется так широко, что на щеках появляются морщины. Где-то в центре толпы зарождается смех и становится все громче по мере того, как к нему присоединяется голос за голосом. Гогот – все, что я слышу.

Гогот нарастает, Питер подносит факел к дереву, и у самой земли вспыхивают языки пламени. Они пляшут на концах поленьев и крадутся вверх по коре. Я не пытаюсь разорвать путы, как при первой встрече с этим страхом. Вместо этого я закрываю глаза и вдыхаю как можно больше воздуха. Это симуляция. Она не может мне навредить. Вокруг поднимается жар пламени. Я качаю головой.

– Чувствуешь запашок, Сухарь? – Голос Питера громче гогота.

– Нет.

Языки пламени растут.

Он принюхивается.

– Это запах твоей горящей плоти.

Когда я открываю глаза, все расплывается от слез.

– Знаешь, какой запах я чувствую?

Я напрягаю голос, чтобы перекрикивать смех вокруг, смех, который терзает не меньше жара. Мои руки дергаются, и мне хочется бороться с путами, но я не стану, не стану тратить силы напрасно, не стану паниковать.