– Обязательно, – Баурджин согласился со всей серьезностью. – Вот только знать бы еще – куда ехать? Так что за девчонка?

– Не знаю, – парнишка смешно наморщил веснушчатый нос, – не из наших, точно… Такая, желтокожая… Да вот же! Вот же она!

Гамильдэ-Ичен с удивлением кивнул на идущую вдоль реки Мэй Цзы!

– Точно – она? – вскинул глаза Баурджин.

– Она, она, – с жаром уверил Гамильдэ-Ичен. – У меня глаз, как у сокола!

– Как у пустельги у него глаза, – захохотали Юмал с Кооршаком. – Такие же круглые и пустые!

– Э, кто бы говорил, верзилы!

– Чертяка пустоглазый! Слышишь, Баурджин-гуай, он вчера целую ночь рассказывал про плешивых людей. Есть, говорит, целая страна, где одни плешивые и живут. Правду говорил или врал?

Баурджин расхохотался:

– Рассказывал-то хоть интересно?

– Да уж, слушали, куда от него деваться?!

– Ничего себе – «куда деваться»? – взвился Гамильдэ-Ичен. – А кто упрашивал – расскажи, да расскажи? Они, Баурджин-гуай, так слушали, словно сойки – ажно рты пораскрывали!

– Сам ты сойка!

– Сойки, сойки…

– Пустельга пустоглазая!

– Ладно, хватит собачиться. – Баурджин махнул рукой. – Про девчонку давайте! Точно – она?

– Да говорю же, она! Клянусь Христородицей и Тэнгри!

– И в самом деле, похожа…

– Похожа?! Да она и есть, у меня глаз…

– Как у пустельги!

Чжэн Ло призывно замахал рукой с берега. Стоявшая позади него Мэй Цзы в красном, сверкающем в лучах солнца халате, улыбаясь, читала стихи. Прямо идиллия какая-то. Любители высокой поэзии, ититна мать!

– Ну, до завтра, братцы, пора мне!

– До завтра, Баурджин-нойон. Завтра поедем с тобой искать Джэгэль-Эхэ.

– Обязательно, парни… – махнув на прощанье рукой, Баурджин спустился с кручи вниз, к реке. – Значит, скорее всего, Мэй Цзы… Интере-е-есно, какие это у нее с Джэгэль-Эхэ дела?

Они бродили у реки примерно где-то до полудня и, только когда стало уже нестерпимо жарко, уехали прочь. На этот раз Баурджин держал коня позади, мучительно соображая, как бы так, невзначай, не вызывая особых подозрений, разговорить Мэй Цзы? Девчонка, между прочим, тоже оборачивалась, кидала на юношу явно заинтересованные взгляды. Ну, конечно, уж наверняка старый пройдоха Чжэн Ло приказал ей затащить контролера в постель и что-нибудь вызнать. Старо, как мир… Стало быть, этим и нужно воспользоваться! Так это ненавязчиво…

Мэй Цзы напросилась сама и сделала это так ловко, что Баурджин даже не понял, как все и вышло. Придержала коня, обернулась, поговорила о погоде, о стихах какого-то Ли Бо, потом вдруг раз: «Если вы будете не против, я приду сегодня в ваш гэр, уважаемый господин; раз вам так понравились стихи, я, право же, буду чувствовать себя неловко, если их вам не прочту!» Вот, оказывается, как… Просто стихи почитать. Прямо хоть литературно-поэтический клуб открывай, вешай на юрту вывеску: «Уважаемые члены литкружка, в пятницу, в шестнадцать ноль-ноль, в красном уголке состоится вечер китайской поэзии с чаепитием и тортом. Просьба не опаздывать, иначе торт будет съеден без вас!»

Печалятся отцы и сыновья,

Вздыхает тяжко каждая семья!

Странные стихи читала Мэй Цзы, совсем не любовные, как, вероятно, можно было бы ожидать в этой недвусмысленно складывающейся ситуации!

Чиновник алчный в дверь стучит ко мне,

Меня как будто жарят на огне…

А летом реки разлились кругом,

Вода, бушуя, затопила дом,

Бобов посевы унесла, рыча,

А просо в поле съела саранча!

Чиновник злой заносит в списки нас…

– Хорошие стихи, жизненные, – похвалил Баурджин. – И главное, какие красочные и верно подмеченные образы – «чиновник алчный», «чиновник злой»! Не в бровь, а в глаз, Мэй Цзы! А вы сами случайно стихи не пишете? Ах, пишете?! Я так и знал. Вам надо срочно в РАПП записаться! Будете как Демьян Бедный… Не хуже, по крайней мере. Этакая представительница порабощенных женщин Востока! Летние стихи о председателе Мао, зимние стихи о председателе Мао, осенние стихи…

– Мао? – Девушка шевельнула ресницами – длинными, черными, загнутыми. – А кто это – Мао?

– Ну, девушка, неужели Мао Цзэдуна не знаете? Я же не про маршала Линь Бяо говорю, а о Председателе КПК! Впрочем, – Баурджин вовремя осекся, – это все к делу не относится. Так вы, Мэй Цзы, говорите, из крестьянской семьи?

– Да, – девушка вздохнула, – из очень бедной. Это большая честь для меня, что господин… – она вдруг всхлипнула, – …что господин Ло взял меня к себе в услужение… Большая, большая честь!

По щекам Мэй Цзы покатились слезы.

– Эй, эй, – обеспокоился Баурджин. – Что это с вами, Мэй Цзы? Вы плачете? Вам, что, не нравится у Чжэн Ло?

– Как это может нравиться? – Девушка неожиданно встала и, повернувшись к хозяину юрты спиной, спустила до половины халат… обнажив на нежной коже длинные кровавые полосы.

– Чжэн Ло бьет меня каждый день, – с рыданиями пояснила Мэй Цзы. – Заставляет раздеваться, ложиться на пол и бьет. Плетью из воловьей кожи, изо всех сил. Слава Богам, что сил у него уже немного, иначе б…

– Ну, ну, – поднявшись, Баурджин ласково погладил гостью по плечу… и та вдруг прижалась к нему – доверчиво, как ребенок.

– Ты – единственный, кто здесь меня пожалел… Спасибо. – Девушка улыбнулась сквозь слезы. – Знаешь, Баурджин-гуай, это ведь Чжэн Ло подослал меня к тебе! Шпионить!

– Я догадываюсь, – хмуро кивнул юноша. – Не надо так расстраиваться, милая Мэй Цзы… А эту гнусную собаку Чжэн Ло всегда можно бросить, и остаться… ну, хотя бы здесь, в кочевьях. А уж потом – кто знает? – переберешься в какой-нибудь местный город.

– У монголов есть города? – Гостья вскинула заплаканные глаза. – Где они? Почему мы все не там, а в кочевье? О, нет, кочевая жизнь не для меня…

– Но Чжэн Ло…

– А от него я уйду, обязательно уйду. Вот, только немного еще потерплю… ради моих юных сестер и братьев. Видишь ли, уважаемый Баурджин, Чжэн Ло-шэньши очень хорошо платит, и не в моем положении этим пренебрегать.

– Подставляя спину под плеть?!

– Не только спину… – Мэй Цзы сбросила халат совсем.

Небольшая, хрупкая с виду, фигурка ее была настолько изящной, что у юноши перехватило дыханье.

– Можно… – повернувшись, девушка потупила глаза, словно провинившаяся школьница. Грудь ее была небольшой, но упругой, в пупке кроваво поблескивал коралл. – Можно, я поцелую тебя, Баурджин-гуай?

Молодой человек не знал, что и сказать…

А Мэй Цзы и не дожидалась его ответа! Обняла за шею, потерлась щекой о щеку и принялась с жаром целовать юношу в губы, проникновенно и долго, с такой вдруг неожиданно вспыхнувшей страстью, что Баурджин почти сразу же потерял голову, крепок прижимая к себе заплаканную красавицу гостью. Сильные руки его нежно гладили девичью спину и ягодицы, а на губах застыл терпкий вкус долгого поцелуя. Никто и никогда еще так не целовал Баурджина-Дубова, ни в той, ни в этой жизни! Так страстно, так умело, так горячо!