И тут она услышала то, что ее заинтересовало. Разговор длился не более пяти минут, выражение лица Белкиной постоянно менялась. Она раздавила в пепельнице окурок сигареты, сунула в рот следующую, прикурила, выключила компьютер. А затем, когда положила трубку, потерла ладонь о ладонь и взглянула на часы.

— Ну, что, любовник звонил?

— Лучше, — сказала Варвара. — Правда, хрен его знает, кто это, но предложение любопытное.

— Что, стрелку тебе накинул?

— Узнаешь скоро. Если меня кто-нибудь спросит, скажи, через полтора часа буду.

— Значит, три часа тебя не будет — точно.

Надев шубу из искусственного меха, закрутив голову пестрой шалью, Белкина, накинув на плечо рюкзак, покинула редакцию. Служебная машина завезла ее на Варшавское шоссе, и Варвара сказала водителю:

— Ты, Саша, никуда не отлучайся, жди меня здесь, а я скоро буду.

— Знаю я твои «скоро».

Она еще раз взглянула на часы. Водитель служебной машины увидел, как Варвара, запахивая на ходу шубу, скрылась за дверью видеосалона. Журналистка подошла к стойке, оттеснила плечом трех подростков, просматривающих каталог, и, положив свой увесистый бюст на стойку, улыбнулась желтыми прокуренными зубами. Затем облизнула губы.

— Меня здесь ждать должны.

— Кто вы?

— Не важно.

Парень, сидевший среди стеллажей с видеокассетами, внимательно посмотрел на нее. В лицо он журналистку не знал, хоть и читал почти все ее статьи. По повадкам он понял: это человек, привыкший входить куда хочет, требовать то, что ему принадлежит и не принадлежит, и попробуй только не дать.

«Скорее всего журналистка, — догадался парень, — а эти скандалят почище ветеранов второй мировой. Если тех еще можно чем-то напугать, то журналистов напугать невозможно. Эта мадам явно из газеты».

— Да-да, вон кабинка — восьмая, проходите, она свободна. Не знаю, вас ли там ждут, но кого-то ожидают.

Журналистка убрала бюст со стойки, парень даже привстал взглянуть на ее бедра. Те оказались ничуть не меньше, чем грудь.

Заинтригованная Варвара прошла по коридору и, хоть слабо себе представляла, где находится кабинка номер восемь, все равно ни о чем не спрашивала, считая, что тем самым уронит свое достоинство. Наконец она остановилась у двери с привинченным к ней номером.

«Восьмерка. Сюда, то, что надо».

Открыла дверь. В кабинке царил полный полумрак, лишь подмигивал красным огоньком видеомагнитофон.

Широкий мягкий диван, журнальный столик с грязной пепельницей. Никого там не было.

«Ага, — подумала она, — подожду пять минут, если ничего, то пойду печатать дальше».

Женщина сбросила шубу и уселась на диване. Вновь в ее пальцах появилась сигарета, и она задымила.

«Небось снимают эти кабинки те, кому негде потрахаться или выпить».

В комнате, лишенной окон, стоял запах пота, спиртного, табака и грязных носков. Но такие мелочи прожженную журналистку смутить не могли, они могли навеять лишь приятные воспоминания из личной жизни или новые сюжеты для творчества.

«Непременно напишу что-нибудь о видеосалонах», — решила она.

И тут дверь бесшумно открылась и тут же захлопнулась. Варвара Белкина даже не успела рассмотреть человека, вошедшего в помещение. Теперь в полумраке, царившем здесь, она видела высокого, крепко сложенного мужчину в лыжной шапке, натянутой по самые глаза.

Насколько она могла судить, у него была довольно солидная борода, ворот куртки поднят.

Мужчина тихо сказал:

— Это я вам звонил. Вы Белкина? — и подошел к видеомагнитофону.

— Да я! А как вас зовут?

— Сергей, — не задумываясь, ответил пришедший мужчина.

— Фамилия?

— Если бы я хотел назваться Ивановым, то сказал бы, что меня зовут Иваном Ивановичем, — довольно странно ответил он на вопрос.

Белкина решила больше не спрашивать.

— И что же мне интересного скажет Сергей Иванович Иванов?

— Я вам кое-что покажу.

— Мое время дорого стоит.

— Мое тоже.

Он вставил кассету, которую, вытащил из-за пазухи, нажал кнопку. Экран телевизора ожил, в комнате стало немного светлее. Мужчина уселся на край дивана так, чтобы оказаться чуть впереди Белкиной, чтобы она не видела его лица.

— Вы боитесь, что я увижу ваше лицо?

— Я не хочу этого.

— Понятно.

— Не на меня же вы пришли смотреть.

На экране пошла картинка. Лица двух мужчин, развлекавшихся в бане с проститутками, были ей незнакомы.

Она с опаской посмотрела на своего соседа и подумала, как обычно употребляя нецензурную лексику:

«Вот, бля, никому не сказала, куда еду, поймали меня на крючок. Может, это какой-нибудь маньяк и он сейчас попробует меня изнасиловать? Вполне возможно, начитался моих статеек и решил отомстить. Последняя моя статья — это статья про маньяков, которых полно в Москве и которых никак не могут переловить».

Но мужчина вел себя вполне мирно.

— Вы смотрите? — спросил он, не оборачиваясь.

— А что же я делаю?

— И как?

— Впечатляет, но пока я не могу понять, к чему вы клоните.

— Вы знаете этих мужчин?

— Нет, как и девиц не знаю, как не знаю и вас.

— Тот, что постарше, — это Юрий Михайлович Прошкин, один из районных прокуроров Москвы, второй — преступный авторитет, Чекан.

— Это вы снимали?

— Нет, — не стал вдаваться в подробности мужчина, сидевший спиной к Белкиной.

— А кто?

— Главное, кого снимали, а не кто.

Теперь Варвара смотрела на экран телевизора куда более заинтересованно. Движущаяся картинка сама собой рождала в ее голове строки будущей статьи, а также возможные названия: «Прокурор на рабочем посту», «Голая правда о прокуроре», «Лучше голая правда, чем красивая ложь» или просто «Голая правда и красивая ложь». Белкина даже почувствовала зуд в подушечках пальцев.

— Вы мне просто показать принесли или оставите в собственность?

— Вопрос не конкретен, — сказал мужчина. — Сперва я должен знать, нужна вам эта кассета или нет.

— Очень нужна! — честно призналась Белкина.

— Что вы собираетесь с ней делать?

— Буду работать, публиковать…

О том, что именно сейчас она пишет статью о коррупции среди прокурорских работников, ей говорить не хотелось, она боялась, что мужчина сейчас же заломит за кассету дикую сумму, которую редактор не согласится оплатить, а с собой у нее имелось где-то около двухсот долларов.