– Кака… – Супруги Гусевы беспомощно переглянулись и испуганно закончили вопрос: – Какая тетрадь?

– Ну я же сказал – общая, в толстой обложке. Ренат по дороге в больницу пришел в себя после сильного опьянения и успокоился, только когда пообещали отдать ее лично ему в руки. И держал на виду даже в хирургическом кабинете, пока ему рану обрабатывали. Какие-то мемуары. Но самое интересное – едва придя в себя, он принялся раздирать листки тетради на мелкие кусочки с таким остервенением, что перепугал весь дежуривший медперсонал. Хотели вкатить успокоительного, так никто не мог подступиться со шприцем. Санитарка потом час эти клочки в унитаз спускала под его неусыпным контролем.

– А говорили, состояние тяжелое и после операции его поместили в реанимацию…

– Правильно. Кому легко после излишков спиртного? Под капельницей лежал, кровь очищали. В реанимацию положили, чтобы никому не мешал. Мания преследования развилась у человека. К тому же следователь запретил распространяться о характере полученного Ренатом ранения. Решил, что его бредни в отношении преследования имеют под собой основу. Так мы будем завтракать? Нам ехать надо. Дорогая, чудесно выглядишь! – сделал он мне сомнительный комплимент.

Не знаю, какова была моя физиономия, но если она не находилась в разительном противоречии с тем, что получилось из моей любимой желтенькой кофточки, мне следовало немедленно удалиться. Чтобы не портить людям аппетит.

– Цветы желательно вернуть по назначению – Марии Карловне.

– Сейчас, – заторопилась я, прикидывая, куда поместить многострадальное великолепие.

– Там два букета, – раздался с пола слабый голос Рената. – Один предназначен Ирине.

– Больной начинает возвращаться к жизни. Уже способен считать до двух. Есть надежда, что про завтрак тоже вспомнит. Машка поможет. Только надо обеспечить им спокойные условия, – заявила Наталья. – Ир, отдай Машуне ее веник, а твой пригодится к завтраку.

Я не успела вручить Машуне ее половину хризантем. Раздался нервный стук в дверь. Человеку, в нее тарабанившему, некогда было ждать приглашения. Виктория влетела в холл ракетой, но вовремя успела включить реверс. Нижняя половина ее лица по-прежнему утопала в широком воротнике свитера. Наверное, у девушки не было другой одежки. Мигом окинув взглядом находящихся в холле, она сосредоточилась на созерцании семейной пары Сапрыкиных, которых ее появление заставило окончательно вернуться к жизни. Они соизволили встать. Причем Машуня предприняла робкую попытку высвободиться из объятий мужа, но он ее не отпустил.

– Фига себе! – выдала Наташка.

– Ни фига! – откликнулась я. – Виктория, дверь закрой.

– Зачем она сюда заявилась? – поинтересовалась Василиса Михайловна, почему-то не у гостьи, а у меня.

Я и ответила. Почему бы не ответить, раз спрашивают и знаешь, что отвечать:

– Она приехала к своему папе… Карло.

Все уставились на Карла Ивановича, с интересом ожидая его реакции на мое пояснение. Наверное, надеялись, что он навешает мне ярлык идиотки. Но папа Карло молчал. Зато его физиономия выдавала все этапы глубокого раздумья. В конце концов процесс мышления у Карла Ивановича застопорился, лицо обрело абсолютно тупое выражение. Я даже испугалась, что оно останется у него на всю жизнь. Столько новостей и переживаний на седую голову, причем почти без перерыва на адаптацию.

– Машуня, за несколько минут до Нового года, представляя нам Викторию, ты немного ошиблась. Она младшая сводная сестра не Рената, а твоя. Дочь Катерины и твоего отца.

Воротник свитера Виктории соскользнул вниз, и все невольно ахнули. Девушка была точной копией своей матери. От Карла Ивановича, пожалуй, ей достались только глаза и брови. Да еще вьющиеся волосы. Правда, у первоисточника они обрамляли большую лысину. Я хорошо помнила, что в первый свой визит Виктория тоже не выставляла свое лицо на всеобщее обозрение. И вообще, старалась держаться в тени. А в тот момент, когда мне пришлось обратиться к Катерине, я за столом женщину не увидела. В полном смятении от появления дочери, на которое она уже и не рассчитывала, почему и позволила себе расслабиться, Катя залезла под стол в поисках якобы упавшего столового прибора. А чего стоило моим нервам пережить видение Катерины в окне заброшенного дома покойной колдуньи! Сколько раздумий было по этому поводу…

Василиса Михайловна охнула и совершенно по-новому, оценивающе, взглянула на мужа.

– Карл! – Дальнейшие слова застряли у нее в горле.

– Уверяю тебя, это получилось случайно, и я ничего не знал о… О последствиях.

– Ты не знал, что от ЭТОГО бывают дети? Не мне тебя судить, но мы еще поговорим на эту тему.

Василиса Михайловна обратилась к Виктории:

– Ты раздевайся, деточка. Сейчас будем завтракать. Если, конечно, не стоит ждать твою маму.

– Не стоит, – Виктория все еще не знала, как себя вести. – Она не приехала и, кажется, больше никогда сюда не приедет.

– Значит, так, – вмешалась я, – Мария, забирай своего мужа, моего мужа и нашу общую подругу Наталью и дуйте завтракать. Дайте возможность людям в спокойной обстановке свести счеты. Все равно им сейчас кусок в горло не полезет.

Наталья тут же продублировала мою команду, вытолкав всех в каминный зал, но он ее не устроил, и она перетащила всю компанию на кухню, закрыв за собой дверь. Оттуда доносились ее требования не мешать трансформации бракоразводного процесса в мирное семейное сосуществование. Я предложила Гусевым и Виктории на всякий случай перебраться на второй этаж. И задумалась, стоит ли очередной раз лезть в чужие дела, тем более что перед глазами дымилась воображаемая чашка отличного кофе и большой бутерброд, утащенный у Наташки. Но Василиса Михайловна решительно взяла меня под руку, и чудное видение неохотно растаяло. Больше всего было жалко бутерброд.

Переход дался Карлу Ивановичу с трудом, зато, прибыв на место, в Машунину комнату, он сразу же разговорился:

– Вика, я действительно ничего не знал о тебе. Васенька, я не виноват. И Катерина не виновата. Всему виной твоя болезнь. Знаешь, бывают такие дни, когда все кажется безнадежным. Нет сил сопротивляться обстоятельствам. Катерина меня просто пожалела.

– Меня не интересуют подробности. Так вот почему Ирина сказала эту фразу… Не судите, да не судимы будете. Ты все знала! – Она достаточно стремительно при ее комплекции развернулась ко мне.

– Это не я первая сказала. Это наказ Всевышнего. И ничего я не знала. Просто догадалась. Знаете, вам обоим не стоит сводить счеты и кидать камни в огород Катерины. Вика, твоя мама очень порядочная женщина. Не будем лезть в предысторию твоего появления на свет, достаточно того, что тебе даровано такое счастье. Узнав о своей беременности, она не колеблясь покинула семью Гусевых. Осмелюсь предположить, что, в отличие от Карла Ивановича, она его любила и жалела. Скорее всего, жалость у нее вообще на первом месте. Скажи мне, часто она наведывалась к бабке Варваре с помощью?