…Железа довольно, чтоб выковать гвоздь… Слова всё крутились и крутились у неё в голове, пока она летела, и Тиффани вспомнила старый стишок, который выучила давным-давно, когда в деревню в очередной раз пришли странствующие учителя. Его, кажется, знали все:

И так далее, и так далее…

Это был один из тех глупых стишков, про которые кажется, что ты знал их всегда, что тебя никто никогда ему не учил. Девочки прыгали под него через скакалку, мальчики использовали как считалочку.

А как-то раз один странствующий учитель, делившийся, как и все они, знаниями в обмен на яйца, свежие овощи и чистую ношеную одежду, обнаружил, что может заработать больше, если будет рассказывать о вещах не столько полезных, сколько интересных. И он рассказал, как однажды несколько волшебников при помощи очень изощрённой магии выяснили точно, из чего же состоит человек. Оказалось, в основном из воды, но кроме воды в нас есть ещё и железо, сера, сажа и всего прочего понемногу, даже самая малость золота. И всё это перемешано и сплавлено в человеке.

Тиффани тогда подумала, что это вполне логично. Но она не сомневалась: если взять все эти вещества и собрать их в большом котле, то они не превратятся в человека, хоть тресни.

Нельзя получить картину, налив в ведро побольше красок. Это даже самый глупый человек понимает.

Но Зимовей не был человеком. И не понимал.

А ещё он не знал, как заканчивается стишок.

Чужая метла неслась вперёд и вперёд, а строчки всё крутились в голове Тиффани. Проснулся доктор Хлопстел и прочёл ей лекцию о Первоэлементах.

«Да, — гундел он своим обычным самодовольным тоном, — действительно, в человеке есть почти все изначальные химические элементы, однако в нём также содержится значительная примесь нарративия, основного элемента сказок и историй». Определить его наличие, сказал профессор, можно только по поведению остальных элементов…

— Ты бежишь, спасаешь свою жизнь… Как тебе это нравится, маленькая пастушка? Ты увела его у меня. Неужели он для тебя — свет в окошке?

Голос раздался прямо из воздуха рядом с метлой.

— Мне плевать, кто ты. — Тиффани так замёрзла, что не могла толком думать. — Уйди…

Тянулись часы. Здесь, внизу, воздух был чуть теплее, чем в горах, и снег шёл не такой густой, но холод всё равно пробирал до печёнок, забираясь под любую одежду. Тиффани из последних сил старалась не заснуть. Некоторые ведьмы умеют спать в полёте, однако она боялась. Вдруг ещё приснится, что падаешь, а потом проснёшься и обнаружишь, что это так и есть, а хорошая новость — что осталось уже недолго.

Но вот внизу показались огни, мерцающие и жёлтые. Должно быть, это постоялый двор в деревне Дверубахи, важный ориентир.

Ведьмы обычно избегают останавливаться в гостиницах: кое-где это опасно, а некоторые владельцы могут, забыв о почтении, потребовать денег. Но на заднем дворе госпожи Амбридж, хозяйки сувенирной лавки напротив постоялого двора, был старый хлев, и он относился к тем местам, которые мисс Тик обозначала как ВОДВ, «всегда открыто для ведьм». На стене хлева даже имелась пометка (чтобы найти её, надо было знать, где искать): ложка, остроконечная шляпа и большая учительская галочка.

Куча соломы внутри показалась Тиффани самым желанным ложем на свете, и ей по горло хватило двух минут, чтобы по горло зарыться туда. У дальней стены маленького сарайчика госпожи Амбридж две коровы выделяли тепло и запах переваренной травы.

Тиффани снился тяжёлый сон. Аннаграмма снимала маску Злой Старой Ведьмы, и под маской оказывалось её лицо, а потом она снимала своё лицо, и под ним оказывалось лицо матушки Ветровоск…

И вдруг:

— Скажи, маленькая пастушка, стоил ли этого танец? Ты забрала мою силу, и теперь мир замёрзнет. Стоил ли этого один-единственный танец?

Тиффани рывком села и уставилась в темноту. Ей показалось, будто она успела заметить гаснущее сияние, змеящееся в воздухе. А потом она снова провалилась во тьму, и ей приснились глаза Зимовея.

Бамс-блямс!

Тиффани подскочила и села, солома посыпалась с неё. Но это всего лишь лязгнула ручка ведра.

Госпожа Амбридж доила коров. Бледный свет сочился сквозь щели в стенах. Хозяйка подняла голову, услышав, что Тиффани зашевелилась.

— Ах, я как чувствовала, что сегодня кто-то из моих дорогих гостий нагрянет, — сказала она. — Хочешь позавтракать, милая?

— Да, пожалуйста! — с благодарностью сказала Тиффани.

Тиффани помогла старушке донести полные вёдра и сбить немного масла, погладила старую-престарую собаку, положила запечённую фасоль на поджаренный хлеб, и тут…

— Кажется, у меня здесь есть кое-что для тебя, — сказала госпожа Амбридж, направляясь к маленькому прилавку, служившему почтовым отделением местечка Дверубахи. — Куда же я его… А, вот!

Она вручила Тиффани связку писем и плоский свёрток. Всё вместе было перехвачено резинкой и покрыто собачьей шерстью. Хозяйка продолжала что-то говорить, но Тиффани почти не слушала. Что-то о том, что возница сломал ногу, бедный старик, а может быть, ногу сломала его лошадь, бедная старушка, а снежная буря повалила множество деревьев поперёк дороги, а потом пошёл такой сильный снег, милочка, что и пешком стало не пройти, и так то одно, то другое, вот почту с Меловых холмов и не удалось доставить, да её и было-то совсем немного, если уж на то пошло…

Её объяснения слились для Тиффани в едва слышное жужжание, потому что все письма оказались адресованы ей: три от Роланда и одно от мамы. И посылка тоже предназначалась Тиффани. У свёртка был этакий деловитый вид, и когда Тиффани открыла его, там обнаружилась блестящая чёрная коробка, а когда она открыла и коробку…

Тиффани никогда прежде не видела акварельных красок. Она и не знала, что так много цветов могут уживаться рядом.

— А, краски, — сказала госпожа Амбридж, заглянув Тиффани через плечо. — Как мило! У меня тоже были такие в молодости. Смотри-ка, тут даже бирюза имеется. Бирюзовая краска, она страшно дорогая. Это тебе твой дружок прислал, да? — спросила она, потому что старушки всегда хотят знать всё и даже больше.