Начальник охраны римского императора Себастиан тайно сочувствовал христианам и шпионил в их пользу, за что и был распят римлянами, а затем причислен христианами к лику святых.

Ким Филби уже в юности возненавидел капитализм и перешел Рубикон, он твердо шел к цели, не жаждал ни денег, ни славы. Останься Филби рыцарем истеблишмента – и английскую разведку бы мог возглавить, и в парламент войти. И не курил бы «Дымок» на квартирке у Патриарших прудов, кушая дефицитную колбасу, принесенную из спецбуфета КГБ, а, наверное, процветал бы в особняке в Чел си, отдыхал на французской Ривьере, катался на «роллс-ройсе».

Правда, думаю, такие бредовые мечты ему и в голову не приходили.

Чернорабочие разведки тех времен (существуют и паркетные разведчики) о себе не заботились, они рисковали, служили преданно, верили в добро, заставляли себя верить. Не могли отказаться от своей Мечты, не осознавая еще, что она давно высосала из них всю кровь.

…Нас всего несколько человек, но могло быть гораздо больше, – многие нынешние разведчики жаждут приобщиться к имени Кима Филби – из числа тех, кто имел честь быть в числе немногих студентов, которым он открывал секреты шпионажа в Великобритании. Открывал ли? Или просто был живым пособием, бессмертным рыцарем, изрекающим известные истины, прихлебывая с неимоверным изяществом шотландский виски. Конечно, главное во всех этих штудиях был он сам, воистину Великий Разведчик, прошедший сквозь хлад и пламень, образец духовной стойкости и душевного героизма, один его вид в чуть помятых фланелевых брюках, одна его тлеющая трубка вдохновляли больше, чем сотни лекций о разведке.

Несколько мужчин и одна женщина празднуют восьмидесятилетие вдовы Кима Руфины Ивановны Пуховой. Отметим, что 1 января 2012 года исполнилось бы сто лет и самому герою. Очень тихо и скромно (при Путине разведка уползла в тень, видимо, страшась напомнить президенту о его прошлом), в честь Кима была открыта доска на особнячке пресс-службы СВР на Остоженке, хотелось бы памятник как у Зорге, но все равно приятно, вряд ли буржуазная Россия оценит заслуги английского коминтерновца. Сидим мы не где-нибудь на кухоньке, а в нуворишской ресторации «Пушкин», на втором этаже, где книги и вся сладкая жизнь, народу немного, но все свои: генерал Юрий Кобаладзе, ныне банкир и сотрудник Эха Москвы, генерал Игорь Никифоров, тоже в банке, человек порядочный и работящий. Полковник Михаил Богданов, ныне глава фирмы, когда-то лучший ученик Кима, надежный друг Руфы, большой путешественник. Некоторые другие таинственные товарищи, упоминать которых история пока не позволяет. Если бы Кобаладзе не стал бы генералом, он снискал бы звонкую славу эстрадника Гаркави – такого конферансье и тамады я в наше время больше не встречал. Серьез, замешанный на тонком юморе, подтекст, вырывающийся в фейерверк, много повидал я величественных грузин: и Георгадзе, и Инаури, и даже Шеварднадзе – но искра Божия поразила именно Кобу. Еще на посту пресс-секретаря СВР, куда его поставил Евгений Примаков, он прославился умелыми ответами на каверзные вопросы журналистов – и злобные волки были сыты, и родимые овцы целы. Ныне 2013 год, никогда не думал, что доживу до столетия Кима. Да и сам уже совсем не мальчик. Память о Киме еще жива, но больше за границей, чем у нас, наверное, мы – последние из могикан.

И мы еще живы.

И как писал Уитмен «Горит наша алая кровь огнем неистраченных сил».

К своей будущей судьбе я относился фатально[88], тем паче что все заграничные точки были укомплектованы резидентами и вакансии в ближайшее время не светили. Работа по Англии после топких болот Автоматизированной Системы Управления вначале взбодрила, но пыл вскоре остыл. Я форсировал диссертацию, которая казалась все более дурацкой и ненужной для, возможно, существующей души, в кабинет к Грушко все чаще заходили руководители других отделов (его близость к Крючкову становилась заметной). Тогда принято было пропускать по вискарю, отмечать на работе праздники и дни рождения, благо, что дань из-за бугра поступала бесперебойно. В город мы выезжали редко и варились в своем бетонно-стеклянном склепе в Ясеневе, нагружаясь озоном.

Иногда рутину нарушали загранпоездки, связанные с оперативными задачами: я посетил Голландию, а попутно и Бельгию с Люксембургом. Обтоптал и музей Ван-Гога, и домик Франца Хальса, взглянул даже на брейгелевскую «Сумасшедшую Грету» в Антверпене (собственно, затем я и приезжал!). Шутка в духе маразматика-чекиста в ворсистых спортивных брюках, конспиративно подмигивающего красным глазом соседу по этажу.

Все это на миг воспламеняло тлевшие угли и заставляло забыть и о странных, как будто специально подобранных тупых физиономиях вождей (одно исключение – умница Андропов! – думал я тогда, – хотя зря он терзает диссидентов…), и о косных пустопорожних речах, и о трупной длани бюрократизма, сжимавшего горло разведки.

Я все же любил, искренне любил свою пиратскую профессию, я гордился своей причастностью к касте избранных, наверное, не меньше масонов ложи розенкрейцеров! Я очень хотел, чтобы мы работали изощреннее, целенаправленнее, и постоянно вставали в памяти самоотверженные разведчики тридцатых годов…

Иногда для координации усилий и для решения кадровых проблем приходилось выезжать в МИД, над которым в разведке КГБ посмеивались: и впрямь комично, что большинство дипломатов не встречались в городе с иностранцами, а гнали всю информацию на основе газет и очень редких официальных бесед (скромные представительские проедали послы, а чинам поменьше доставались лишь крохи). В те годы особую неприязнь у Крючкова вызывал посол в Англии Луньков, человек с характером, иногда наступавший на хвост КГБ. Все мидовские телеграммы после прихода Андропова в ПБ мы читали и возмущались попытками посла зазвать любой ценой Брежнева в Лондон («Вчера встречался с премьер-министром Хьюмом, тот интересовался здоровьем Леонида Ильича и видами на урожай»).

Иногда меня приглашали в ЦК провести беседу об Англии с отъезжающей туда периферийной делегацией (обычные аморфно-серые партийные дяди и тети, неописуемо похожие друг на друга), или просветить какого-нибудь коммунистического деятеля из страны Содружества о способах поддержания конспиративной связи и получения от нас денег. Деньгами для призрака, вдоволь побродившего по миру, занимался специально выделенный сотрудник, он сам и ездил за «табаком» в международный отдел ЦК – такую незатейливую кличку получил золотой телец, кажется, еще во времена ленинского подполья. Затем мы все распределяли по странам, ЦК снабжал не только компартии Великобритании, Новой Зеландии и Австралии, но и некоторые афро-азиатские страны Содружества, имевшие представительства в Лондоне. Денежные средства своим размером не впечатляли, но на семечки хватало. Жизнь в Ясеневе катилась своим размеренно-умеренным чередом. Курсировал спецавтобус в Москву и обратно (прохожие с любопытством посматривали на скопившихся рано утром на остановках, по заграничному одетых товарищей с атташе-кейсами). В ПГУ одевались, как положено чиновникам, начальство блюло порядок.