– Вы начальник станции?

– К вашим услугам.

– Прошу вас в вашу комнату. Я агент сыскной полиции. Необходимо сейчас же переговорить по крайне важному делу.

Придя в кабинет начальника станции, Назаров рассказал ему, в чем дело, и попросил помочь ему в розысках.

– Все, что могу… располагайте мной, – проговорил взволнованный начальник станции.

– Видите ли, господин Бринкер, в этом деле необходимо соблюдать величайшую осторожность. Надо, чтобы Михайлов…

– Их двое: один – Иван Михайлов, бывший стрелочник, ныне уволенный, а второй – брат его, Федор, служащий в трактире.

– Прекрасно. Надо, чтобы они не узнали о готовящейся на них облаве. Поэтому я выработал такой план: прежде всего я, конечно, обращусь к содействию полицейской власти, приглашу ее для помощи. Затем вот что: не можете ли вы указать мне из числа ваших служащих какого-нибудь честного, осторожного, осмотрительного, словом, верного и надежного человека, который знал бы и в лицо, и местожительство Михайлова?

– Могу вам порекомендовать Лукинского, – ответил Бринкер. – Он старший стрелочник Окуловки, за его добросовестность я ручаюсь.

– Прекрасно. В таком случае будьте любезны послать за ним, а я немедленно распоряжусь о вызове станового пристава. Вы позволите мне послать за ним вашего жандарма?

– О, пожалуйста…

Назаров черканул несколько слов на карточке приставу, приглашая его сейчас же явиться с чинами полиции, и через минуту жандарм полетел к нему.

Между тем на станцию явился Лукинский, так хорошо аттестованный начальником станции.

– Ты знаешь, любезный, Михайловых, и особенно Ивана Михайлова? – спросил Назаров, внимательно вглядываясь в малосимпатичную наружность старшего стрелочника.

– Как не знать, ваше благородие… Он ведь служил у нас… Пустой человек, а только, ваше благородие, явился он три дня тому назад из Питера и больно много денег с собой привез. Золотые монеты у него объявились и вещи разные. Фу-ты, батюшки, денег-то сколько! Как приехал и давай кутить с братом своим, Федором. Дым коромыслом.

– Где же кутили они?

– А в трактире Сметаниной.

– Скажи, Лукинский, как ты думаешь, где они теперь должны быть? – спросил Назаров.

– Да где же им быть, кроме трактира?.. Наверное, там.

Назаров еще раз тихо обратился к начальнику станции с вопросом, можно ли довериться Лукинскому.

– Говорю вам, господин агент, – ответил Бринкер, – я за него ручаюсь.

– Ну, Лукинский, так ты вот что сделай: отправляйся сейчас же и разыщи, где находятся Михайловы. Если их нет в трактире, то ищи в другом месте. Но помни: ни единым словом не проговорись им о том, что их ищут! Слышишь?

– Слышу, ваше благородие, будьте спокойны… Сам понимаю.

– И как только ты их найдешь, сейчас же беги сюда! Не мешкай, время дорого. Ну, ступай.

Прошло около получаса, в течение которого Назаров с нетерпением поджидал прибытия местной полицейской власти.

И вдруг произошло то, чего Назаров и, думается, сам начальник станции ожидали менее всего. Произошло нечто водевильное, которое было бы смешно, если бы не было столь грустно… и нежелательно.

Лукинский возвратился на вокзал, еле держась на ногах, до такой степени он был пьян. Он шатался из стороны в сторону, язык его совсем заплетался!

– Однако хорошо вы знаете тех людей, которых рекомендуете и за которых вполне ручаетесь! – с негодованием обратился Назаров к сконфуженному и перепуганному начальнику станции. – Знаете ли вы, что благодаря этому весь успех поимки предполагаемых убийц может свестись к нулю?

– Простите, – бормотал Бринкер, – я его никогда не видел пьяным. Экий мерзавец!

– Ты что же это, любезный, нализался раньше времени? А? Обрадовался чему? – напустился на него Назаров. – Ну, говори: отыскал Михайловых?

– О… от… отыскал, – еле пробормотал «примерный» старший стрелочник.

– Где же они?

– В трактире.

– В каком?

– В трактире… говорю вам, в трактире…

Как раз в это время прибыл и пристав 3-го стана Крестецкого уезда, коллежский секретарь Краснов всего с одним десятским.

– Неужели у вас нет еще полицейских служителей? – обратился Назаров к приставу. – Помилуйте, что мы будем делать с одним десятским? Придется, быть может, устраивать засаду, а то и силой забирать этих молодцов… Где же другие? Где урядник?

– А черт их знает, где их нелегкая носит! – буркнул пристав.

Взять жандарма со станции было нельзя, так как сейчас должен был прибыть поезд.

– Нечего делать… времени терять нельзя, тем более что этот Лукинский мне очень подозрителен. Кто его знает: очень просто, что предупредил Михайловых. В путь, господа! – воскликнул Назаров.

Шествие, состоящее из пристава, начальника станции, Лукинского, десятского и Назарова, тронулось с вокзала. Когда эта процессия вышла с вокзала, она очутилась в полнейшей тьме. Не было ни луны, ни звезд, ни… фонарей.

Богом спасаемая Окуловка совсем потонула в морозной тьме.

– Далеко до трактира Сметаниной? – спросил Назаров.

– Нет, близко… – ответил пристав.

Шествие, состоящее из пристава, начальника станции, Лукинского, десятского и Назарова, тронулось с вокзала. Когда эта процессия вышла с вокзала, она очутилась в полнейшей тьме. Не было ни луны, ни звезд, ни… фонарей.

После бесконечных переходов то вправо, то влево Назаров увидел деревянное здание, довольно ярко освещенное. Это и был трактир Сметаниной.

– Вот что, господа, вы останьтесь здесь, у дверей, так как ваше появление может спугнуть Михайловых, а я войду в трактир один, с этим пьяным дураком. Как только я свистну – спешите ко мне.

И, сказав это, Назаров, пропуская вперед себя Лукинского, смело вошел в гостеприимное заведение окуловской купчихи. Обычная обстановка захолустных трактиров. Столы, покрытые красными скатертями, колченогие стулья, буфет-выручка, клубы дыма от махорки и дрянного табаку, нестройный гам от многих голосов и отвратительный, удушливый воздух, пропитанный винным и пивным перегаром.

– Где же Михайловы? Которые? Указывай! – прошептал Назаров, сжимая руку старшего стрелочника.

Лукинский выдернул руку и пьяным голосом, заикаясь, дерзко проговорил:

– А я почем знаю… Никаких Михайловых тут нет… Ничего не знаю.

– А… вот что! – воскликнул нерастерявшийся Назаров.

И, выхватив свисток, он протяжно свистнул. Почти немедленно в трактир вошли пристав, десятский и начальник станции.

– Немедленно, господин пристав, распорядитесь о том, чтобы все выходы из этого трактира были оцеплены. Этот пьяный негодяй, Лукинский, играет странную роль. Он не желает указать Михайловых.

К счастью, трактир имел только один выход, тот, которым вошли Назаров и его спутники. Около него встали пристав и десятский. В трактире мгновенно наступила мертвая тишина. Посетители, бражничавшие за чаем и водкой, как бы окаменели от неожиданности, страха, испуга.

– Кто из вас Михайловы, Иван и Федор? – резко спросил Назаров.

Молчание. Было слышно, как шипела керосиновая лампа.

– Десятский, буфетчик! Называйте этих лиц. Вы знаете их? Есть среди них Михайловы? – продолжал Назаров.

– Никак нет.

«Я такой-то»,