— А немцы?

— Среди привлекавшихся — около сотни солдат и офицеров саперных, строительных и инженерных частей, порядка восьмидесяти человек личного состава охранных подразделений СС, двенадцать гражданских лиц — специалистов инженерного профиля. От всех отобраны подписки о неразглашении сведений, все находятся под агентурным контролем гестапо. В отношении двадцати двух человек пришлось принять радикальные меры воздействия в связи с тем, что они допустили разглашение информации. В общем, господин оберфюрер, занимаемся. Думаю, что риск утечки информации о месторасположении конкретных объектов к русским сведен до минимума.

— Будем надеяться. Подготовьте краткое донесение в Берлин, в три адреса — в специальный отдел «VI S», группу «VI G»[190]и лично Кальтенбруннеру. Впрочем… — Бёме о чем-то задумался. — Давайте подождем отправлять донесение. Полностью закончим все работы и тогда отчитаемся. Ясно?

Участники встали, поняв, что совещание закончилось.

— Все занимаются своим делом. Собираемся завтра в девять ноль-ноль в этом же составе плюс командиры частей полиции и СС, включенные в отдельный сводный полк СС. Определимся с задачами, согласуем вопросы взаимодействия с армией и фольксштурмом. Возможно, на совещании будет присутствовать крайслейтер Вагнер. Хайль Гитлер! Готцель, я попрошу вас задержаться на пару минут.

Когда все вышли из кабинета, Бёме спросил:

— Ну как, Зигфрид, вы встретились с Нойманом?

— Так точно, оберфюрер. Мы обговорили с ним главное — место дислокации «Зеехунда» и вероятное время операции. Я назвал ему ориентировочно период между двадцатым и тридцатым апрелем…

— Вы погорячились, Готцель. Я думаю, что времени у нас не более двух недель. По всему видно, что русские начнут атаку дня через три-четыре. Крепость продержится не более недели, даже если наши воины будут сражаться до последней капли крови. Значит, операция будет где-то между десятым и двадцатым апреля. Надо будет скорректировать время.

— Господин оберфюрер, я не хочу задавать вам лишних вопросов, но для того, чтобы не сделать ошибку…

Готцель замялся.

— Ну, что вас интересует? Кто тот самый ценный агент, которого надо будет тайно вывезти из окруженного города?

— Так точно, господин оберфюрер.

— Хорошо, говорю вам об этом первому. Но предупреждаю, что об этом не должен знать никто. Под видом ценного агента город должен буду покинуть я.

Готцель с недоумением посмотрел на шефа.

— Да, да, Зигфрид, вас это не должно смущать. У меня есть крайне важное поручение рейхсфюрера. Оно связано с теми работами, которые мы проводим последние недели, и касается укрытия ценностей рейха в замаскированных бункерах «Вервольфа». Дело в том, что многим из нас придется уехать из Германии, возможно, даже из Европы, сменить имена и фамилии. В эти планы посвящены всего несколько человек в кёнигсбергской СД. Они готовят все необходимые документы, занимаются разработкой каналов эвакуации через агентурную сеть службы безопасности. Когда придет время, вы сами все узнаете.

— Но, господин оберфюрер, я не задаю вам лишних вопросов…

— Да, Зигфрид. Это очень секретная операция, разработанная РСХА. У нее есть кодовое название — «Рио». Главное, что в результате ее осуществления должны оказаться в безопасном месте видные руководители движения, сотрудники разведки и контрразведки, тайной полиции, военно-технические специалисты и ученые, работающие над урановым проектом и в области ракетостроения. Но это не все. Речь идет также о переводе валютных средств и золотых активов НСДАП, которые должны стать основой для возрождения национал-социализма. Мы здесь, в Восточной Пруссии, укрыли в тайных хранилищах бесценные сокровища, которые стоят сотни миллионов долларов. Точные сведения о местах их укрытия знаем только мы — СД. Я должен, я просто обязан спасти эту информацию и доставить ее туда… куда требуется. Думаю, что этим ценностям недолго лежать в земле. Они еще поработают на Великую Германию!

Было видно, что Бёме заметно волнуется, рассказывая все это Готцелю. Ведь до сих пор об операции «Рио» практически не знал никто. А ведь был еще и план «Шлюз», который предусматривал организацию одного основного и двух резервных каналов эвакуации видных нацистов из Германии в Сальвадор, Аргентину, Бразилию, Парагвай и Уругвай. Согласно этому плану, из Кёнигсберга подлежали эвакуации по тайному каналу всего сто девятнадцать руководителей НСДАП, СС и СД. Оберфюрер Бёме собственноручно составил этот список, а затем согласовал его с гаулейтером. Пока никто из тех, кто был в этом списке, даже не подозревал о его существовании.

Оберфюрер Бёме на случай «тайной эвакуации», а проще говоря, бегства должен был, имея специально изготовленные документы на гражданское лицо, переждать несколько дней на одной из конспиративных квартир в пригороде Кёнигсберга, а затем с толпами беженцев пробраться в Баварию, оттуда в Швейцарию, далее, снова сменив документы и изменив внешность, отправиться во Францию. Порты Марсель или Бордо должны были стать последними отправными точками маршрута в Латинскую Америку.

У Бёме вызывал сомнение первый этап этого плана. Он смертельно боялся остаться в занятом русскими Кёнигсберге. Бёме считал это самой уязвимой частью плана, но даже с его громадными возможностями не оставалось ничего другого, как следовать заранее разработанной схеме. Осенившая оберфюрера идея использовать для эвакуации сверхмалую подводную лодку показалась ему привлекательной хотя бы потому, что позволяла избежать прямого контакта с русскими, которого Бёме опасался больше всего. Конечно, это было крайне опасным — пробираться по речному фарватеру в городе, где еще не стихли бои. Но Бёме знал о том, что в «Группе боевых пловцов Ост» служат настоящие асы, на счету у которых сотни рейдов во вражеские воды. Он знал также и о том, что Прегель ниже железнодорожного моста имеет глубокий и достаточно свободный фарватер. А там — Кёнигсбергский канал, залив, Балтика и, наконец, датский остров Борнхольм, где стоял немецкий гарнизон.

— Зигфрид, вы не думайте, что вас оставят в беде. Все уже готово, и в нужный момент вы исчезнете вместе со мной и некоторыми другими нашими сотрудниками из города. Мы не доставим русским удовольствия поиздеваться над «нацистскими преступниками». Вы меня понимаете?

— Так точно, господин оберфюрер. Я сделаю все, что нужно. С корветтен-капитаном мы обговорили некоторые детали. А завтра я еду в Пиллау и познакомлюсь с обер-лейтенантом Принцхорном, командиром «Зеехунда». Разрешите идти?

— Идите, Зигфрид.

Оберштурмфюрер Крайхен нашел доктора Роде в его временном кабинете на улице Ланге Райе. Здание Геолого-палеонтологического института было только частично разрушено, в основном пострадали его верхние этажи и пристройка, расположенная с тыльной стороны фасада. Несколько комнат, где размещались лаборатории и когда-то сидели научные сотрудники, были свободны после эвакуации в 1944 году основных фондов и Янтарного собрания института в Нижнюю Саксонию. Полупустые шкафы и витрины были сдвинуты в сторону, и за двумя столами разместился доктор Роде с двумя его сотрудницами. Все, что уцелело после пожара в замке, Роде перевез сюда: три ящика с картотекой коллекций Прусского музея и Художественных собраний Кёнигсберга, несколько коробок с инвентарными книгами и журналами учета экспонатов, целый ворох документов в мешках — записки и справки, переписка с Оперативным штабом рейхслейтера Розенберга и «группой Кюнсберга», сопроводительные письма и описи, другие служебные документы, связанные с перемещением культурных ценностей с оккупированных территорий СССР в Восточную Пруссию.