–Где были ночью 21 августа?

– Ночевал у себя дома.

– Кто может подтвердить?

– Соседи. У них музыка грохотала, я выходил их урезонивал ночью…

Искали серьезно. Привезли солдат с овчарками, прочесывали местность, опрашивали весь поселок. Рыскали на катерах вдоль реки.

Дмитриенко самую малость надавил на директора, чтобы заново принять на фабрику опытную пробирщицу Смокову, которую он называл за глаза «кобылой», изредка баловал по ночам. Диагноз на палочку Коха у нее не подтвердился, что лишний раз убедило: разработка у «гэбни» поставлена профессионально.

Дмитриенко на время притих, мучаясь вопросом, что сумели на него накопать. А потом успокоился, решил: «Ничего не успели, иначе бы начали трясти по–серьезному». Снова мало по малу потек ручеек неучтенного шлиха. А куда и как сбывать золото он не решил. Вспомнил про начальника РОВД. И радостно поохивая – «ох, как же это я!..» – Дмитриенко заторопился. Он доложил директору о проблемах с кордовой тканью из-за чего нужно срочно ехать в Усть-Омчуг. Торопливо выписал командировку, затарил в сумку подарки и даже успел помириться с начальником охраны, сунул ему бутылку коньяка, сказал: «Не серчай. Язва обострилась. Вот и вспылил». Кухненко обрадовался. Долго тряс руку: «да я понимаю, понимаю… с кем не бывает».

По дороге в Усть-Омчуг он прокручивал заново разговор с начальником РОВД Калитовым, который запал на самородок тогда в кабинете. Обещал поддержку.

«Правда, трусоват, придется его, как говорят блатные – «подогреть». Но без его помощи не обойтись».

Ранней осенью ехать по трассе одно удовольствие. Пыли нет. Дорогу после дождей укатали, прошлись грейдером. Заросли кустарника пылают на отвалах и в низинах разными оттенками красного, желтого. «Еще пару лет и свалю с этой гребаной Колымы», – размышляет Дмитриенко, снова и снова удивляясь крутым виражам в своей жизни в погоне за счастьем. «А вот возьму и женюсь на Смоковой. Вот уж дура обрадуется…» Ему становится так весело от неожиданно влетевшей мысли, что он начинает напевать армейскую: «Не плачь девчонка, пройдут дожди, солдат вернется, ты только жди…».

Глава 22. Газета

Магадан

Он видел плавучие заводы, которые перемалывали недра земли, оставляя огромные терриконы отмытых песков, он провел пару ночей в комфортной гостинице для строителей колымской ГЭС в Синегорье, проехал на перекладных от Магадана до Мяунджи. Позже до поселка Комсомольский на берегу Ледовитого океана в поисках отца и по-настоящему понял, какая это огромная страна – Колыма. И как легко здесь затеряться или найти что-то такое, что не найдешь больше ни в одной стране, как и ответ на вопрос, а зачем это все?

Газета круто поменяла курс. Новый главный редактор решил сделать ее похожей на «Либерасьон». Лев Аронович, так и не ставший начальником, на это откликается шуткой: «Проститутку хоть в сутану обряди – суть не поменяется».

Малявин сидит в кабинете «Замзамыча» и слушает наставления.

– Командировка у тебя в Тенькинский район на пять дней: пару репортажей, очеркишко и разной мелочевки собери в новостной раздел. Я звонил знакомому директору автобазы и посватал тебя на попутный КамАЗ до Сусумана. Заодно про водителей набуровишь строк двести, портреты нащелкаешь.

– Вот вы всегда так, два прихлопа, три притопа… – бурчит Малявин для порядка, а сам доволен, приноровился к таким обвальным командировкам, когда строк побольше, сути поменьше, а критика вообще никому не нужна.

Выехали в восемь утра. Камазист, похоже, не выспался, крутит руль и угрюмо молчит до Палатки. Ответы «да-нет». Потом неожиданно с хрипотцой в голосе спрашивает:

– Чифиришь?

– Когда наливают, то да.

Водитель останавливает машину на обочине. В движениях нетороплив, но сноровист. Быстро разжигает примусок, через пять минут вода забурлила. Как и положено, он переливает из горячего котелка чифирь в холодную кружку несколько раз – шаманит. Иван пил чифирь пацаном, когда взрослые дядьки взяли с собой порыбачить в долину Хатаннаха. Шли пешком с грузом. Раз двадцать перебредали реку. Силы у него кончились, а надо терпеть. Но вот на обдуве у речки мужички разожгли костер, заварили чай – полпачки на кружку. Дали хлебнуть и ему. Приободрили… И вот он снова глотает горький-прегорький чифирь, разжевав кусок рафинада. Хвалит, проявляя уважение к водителю.

Мимо проносится темно-синяя «Тойота-Краун» с правым рулем, обдав снежной пылью. Водитель удивленно качает головой, но молчит.

«Он, похоже, по природе молчун», – решает Малявин и не тормошит расспросами о трудовых буднях, как привык это делать, зарабатывая газетными строчками на пропитание.

– Мне сказали, ты журналистом работаешь?

– Да. Фотокором. Тебя вот, Василий, сниму пару раз…

– А, валяй, фоткай, – водитель впервые слегка улыбнулся. – Только в газете не вздумай печатать.

– Это почему же?

– В автобазе шофера засмеют, скажут, еще один жополиз. У нас Колька Захаров сидит в президиуме, фото на Доске почета, а в деле полный балбес, помпу от генератора не отличит. Новый ЗИЛ разморозил…

Малявин смеется, ему становится понятно, почему иной раз хорошего работягу не удается разговорить, заснять крупный план.

– Ладно, Василий, я тебе фотку так подарю. Дома на стену повесишь.

За небольшим перевалом на 97 километре трассы дорога делает крутой поворот влево. Издали увидели двух человек у обочины и опрокинутую легковушку. Остановились. Вчетвером поставили «тойоту» на колеса. Потом вытащили буксиром из кювета. Водитель уселся в помятую машину с выбитым лобовым стеклом, сделал прокрутку стартером раз, другой, и как ни странно, двигатель заработал.

– Ништяк, это же «Тойота»! – сказал с веселым восхищением странный водила, ни капли не озабоченный из-за того, что попали в аварию. Судя по наколкам на левой руке, он пробыл три срока на зоне. – Поеду назад потихоньку. Вы, мужики, кореша моего довезите до Ягодного… Давай краба, Шуля. Привет от меня мальцам передай.

Иван несколько секунд всматривается в крепыша в кожаном меховом реглане. Когда он подходит к грузовику, то говорит весело, словно расстались вчера:

– Привет, Сашка!

Шуляков смотрит с угрюмой настороженностью, не может угадать, кто стоит перед ним. Малявин сдергивает с головы меховую шапку, приглаживает волосы, подставляясь лицом под пристальный взгляд.

– Ванька! Гадом буду, Кандыба. Как же я сразу…

Он трясет в объятиях и вбивает, как гвоздь, давнюю поселковую кличку – Кандыба.

«А помнишь?» – это они повторяют раз двадцать в кабине КамАЗа. Они слегка подустали от восторга и наплыва воспоминаний из той давней жизни на руднике Колово. Шуляков работает тренером в ДЮСШ и теперь едет в Ягодное, где приличная секция по боксу, откуда вылупился призер чемпионата Европы, и надо бы посмотреть на подростков и, может быть, отобрать одного-двух для спортивного интерната в Магадане.

– Так,