Во-вторых, прозападная пропаганда гласила, что исконные и самые зловредные враги русских – именно татары. То есть быть и признавать себя татарином как бы означало противопоставить себя русским и в целом государству Романовых. И не только русским – был применен против татар еще один хитрый пропагандистский прием. Было объявлено в курсе истории России, что вот «булгары», «башкиры», «мишаре», многие «ногайцы» (название групп татар по местам проживания), вообще-то, и не воевали с русскими. Это, мол, некогда татары этих коренных жителей завоевывали, а вот русские освободили их из-под ига татарских ханов.

Находились, увы, и такие, кто соглашался признать себя «не-татарином» и отречься от имени своих предков и заветов Чынгыз-хана. Многим из таковых, особенно знати, выделялись, как благонадежным, земельные наделы, и главное, они объявлялись «коренными жителями» тех или иных местностей Великой Татарии. А те, кто упорно называли себя татарами, оставались чужими в собственной стране и были вынуждены или арендовать землю у «местных», или идти к ним батрачить. Ведь татары, согласно официальному «курсу истории» Романовых, не имели «ни Родины, ни флага».

Как действовал сей курс антитатарской истории-идеологии, доживший доныне, или как убирали татар из истории и настоящего романовские идеологи и чиновники, можно представить на примере из недавнего прошлого (вернее, и современности). Вот в г. Уфе в советское время было воздвигнуто грандиозное идеолого-пропагандистское сооружение, названное «Монумент дружбы народов» (1965 г.). Конечно, укрепление дружбы народов – вещь необходимая, спору нет. Но вот те, кто разрабатывал и утверждал проект сего монумента, то ли как-то упустили из виду, то ли намеренно проигнорировали, что Уфа, по меткому определению историка-евразийца Хара-Давана[88], «большей своею частью – татарская» (57, с. 262–263). И, несмотря на старания романовских и советских чиновников, «убавителей татар», ко времени установления сего монумента Уфа вовсе не перестала быть таковой – как, кстати, и ныне.

Кто родился и вырос в Башкирии, с детства знает, что их родная республика, как и ее столица Уфа, населена в основном русскими, татарами и башкирами. Притом даже согласно официально опубликованным данным, татары в советское время составляли примерно треть всего населения республики и занимали второе место по количеству после русских. А вот лозунг на том знаменитом монументе гласит дословно следующее: «Слава великой братской дружбе русского и башкирского народов!». То есть, как видим, татары – согласно мнению советских идеологов и властей – должны были почему-то остаться вне провозглашенной и узаконенной государством дружбы двух народов. Так сказать, «третий – лишний». Получилось, увы, так, что этот лозунг полностью соответствует курсу официальной романовской истории, изначально, со времени его сочинения, направленного на «изведение татар» и порабощение народов Руси и Татарии иноземными колонизаторами.

Сей монумент, стоит сказать, был воздвигнут «в честь четырехсотлетия добровольного присоединения Башкирии к России». Согласно официальному курсу истории, в 1557 г., после «завоевания русскими Казанского и Астраханского ханств, где правили татары – угнетатели местных жителей», башкирские племена, обитавшие на территории современной Республики Башкортостан, добровольно приняли подданство русского Московского государства. А татар к тому времени, дескать, ни на указанных территориях, ни западнее, в Москве и окрестностях, ни в Казани и Астрахани, ни восточнее «почти не было». По крайней мере, мол, ничего от этих татар уже не зависело, дескать, может, и существовали где-нибудь эти татары – в незначительных количествах.

Вот так и при завоевании Московии и Татарии романовским правительством писали, как и ныне – мол, «нету татар, и не должно быть»; как вещает, по сути, и надпись на уфимском монументе Дружбы народов доныне. Вроде они, татары эти, на самом-то деле были и есть, вот прямо возле монумента этого ходят, по-татарски разговаривают. Да и строили они тоже, вместе со своими земляками других национальностей, как этот монумент, так и в целом город Уфу и не только. А вот «по официальной науке» их, татар, якобы не было на прилегающих территориях и ныне, мол, почти что нет – кроме потомков тех «плохих татар», «которые от Ивана Грозного убежали», и посему недостойны даже, мол, упоминания на таком солидном монументе и в прочих «исторических произведениях».

По официальной версии истории, дескать, только «грабители монголо-татары» были. Их «последние государства» – те самые, мол, покоренные русским государством при помощи Запада «осколки монголо-татарской Орды». Так что те, кто называет себя татарами, – гласит официальная история-наука – «это потомки плохих монголо-татар». Они якобы всех угнетали – в том числе и местных жителей Казанского ханства и будущей Башкирской АССР.

Да и в Казанском ханстве, по словам официальных историков, «поделившем на двоих с Ногайской Ордой всю территорию Башкирии», дескать, правил некий «татарский элемент», малочисленный класс завоевателей-угнетателей, а местные жители там были булгары, башкиры и другие титульные нации будущих автономных республик (85).

То есть, согласно логике официальных историков, в Казанском ханстве правила «династия ханов-чингизидов», да их сообщники-татары. И мол, с ними, с татарами, а вовсе не с «волжскими булгарами» воевал Иван IV Грозный, освобождая таким образом народы Поволжья от власти «плохих» татар-ордынцев, соплеменников и последователей Чынгыз-хана. Как видим, согласно официальной истории, сочиненной уже при Романовых, «булгары и башкиры не оказывали сопротивления русскому государству», а вот татары, дескать – эти да, эти разбойники, мол, были завоеваны-покорены в ходе тяжелой и жестокой войны.

Так что вся пропаганда-история, как романовская, так и большевистско-советская, была направлена на то, чтобы «гордое имя татар, окутанное легендами» (Л. Н. Гумилев), и особенно подлинная история татар, были забыты. Таким образом, те из татар, кто соглашался называться «булгарами» и «башкирами», уже считались лояльными к романовскому правительству. А вот те, кто сохранил верность потомкам Чынгыз-хана и свое «гордое имя – татар», попадали для романовских чиновников в разряд неблагонадежных.

И не просто попадали в разряд неблагонадежных те, кто упорно продолжал называть себя татарами и помнить свое происхождение и свою подлинную историю. Татары, как следовало из содержания истории-пропаганды, оказывались чужими на своей земле. Посему многие, естественно, вынуждены были называть себя перед романовскими чиновниками не татарами, а «башкирами», «булгарами», «мещеряками», чтобы иметь меньше проблем с колонизаторским государством, которое, как мы уже знаем, «расположилось в стране как оккупационная армия» (А. И. Герцен) и распространяло свое влияние далее и далее на восток, покоряя частями Великую Татарию.

В стремлении «извести татар» был, само собой, великий смысл для западников, агентов влияния Западного мира в деле осуществления «натиска на Восток». Деспотическим, антинародным властям, чуждым народам Евразии-Татарии и органически связанной с ней Руси, мешал этот татарский народ, который хранил человечные «евразийские традиции», завещанные ему предками-ордынцами (см. главу 8).