не хочет, чтобы его государства рассыпались, словно песчаный замок, он не поддастся на шантаж.

— Он послал вас, чтобы передать мне это?

— Я вам сказал не только для того. Я должен организовать ваш побег.

— Но почему именно вы? Бургундский двор кишит шпионами, секретными агентами, сеньорами, полностью преданными своему господину и не такими известными, как сир Золотое Руно.

Сен-Реми вытянул ноги, с отвращением разглядывая пыльные ступни в сандалиях из грубой кожи, и скрестил руки на груди.

— По двум причинам: во-первых, нужен был кто-то, кто хорошо вас знает. Видите ли, герцог не был до конца уверен, что заложницей являетесь именно вы. Местные жители могли нарочно разворошить эту любовную историю, которая уже стала легендой.

— Это было бы слишком опасно. Монсеньер рано или поздно заметил бы подлог, и тогда…

Неопределенный жест Катрин позволял домыслить всевозможные репрессии.

— Но в их положении это могло прийти им в голову. Вторая причина достаточно проста: я сам напросился ехать в Брюгге.

— Но почему?

— Тут тоже две причины: первое — это то, что наставник монастыря августинцев мой кузен. Он ни в чем не может мне отказать. И второе: я хотел вас увидеть и убедиться, что вы по-прежнему прекрасны. Я убедился. Теперь же — резко прервал он себя, чтобы окончательно не расчувствоваться, — надо подумать о бегстве. Прежде всего, возьмите это и спрячьте, оно мешает мне и делает мой живот похожим на живот нотариуса.

Из-под своего просторного платья, развязав веревку, служившую поясом, он достал черный пакет: еще одно монашеское одеяние. Жан положил его на колени Катрин. В нескольких словах он обрисовал продуманный план. Молодая женщина должна была бежать через крышу своего дома и ночью пробраться на соседний дом, который не охраняется, откуда можно будет спуститься в лодку, которая живо доставит беглянку до монастыря августинцев, где она в своем монашеском платье будет в полной безопасности. Защита настоятеля облегчит ее пребывание в обители, и ни у кого не возникнет мысли искать ее там.

Вдруг настойчивый шепот умолк. Сан-Реми посмотрел на Катрин и вмиг помрачнел.

— Нам это никогда не удастся! — вздохнул он. — Вы выглядите такой слабой! Да и срок у вас больше, чем я предполагал. Как вы вскарабкаетесь по крыше в таком состоянии, проберетесь по стоку, одолеете крутой подъем, не говоря уже о головокружении!

Бледные щеки молодой женщины порозовели.

— Вы думаете осуществить это сегодня вечером?

— Нет, через несколько дней, чтобы ваш побег не связали с этой исповедью. Но я не представляю, как можно так быстро улучшить ваше состояние. Надо спешить. Монсеньер герцог в Лилле собирает пикардийские и бургундские войска, чтобы вести их в Голландию на недавно унаследованные от кузины Жаклин де Бавьер земли, где вспыхнул мятеж. В действительности он хочет укротить Брюгге и Гент, но, если вы останетесь в этом доме, жители отрубят вам голову при появлении бургундских знамен у стен своего города.

На этот раз Катрин улыбнулась.

— Не волнуйтесь! Я сумею поправиться, поверьте. Дайте мне десять дней, если время терпит.

— Разумеется, чтобы помочь вам, я совершил бы и не такой подвиг. Мне же предстоит остаться в этой отвратительной одежде в тиши монастыря. Но я боюсь, что вы преувеличиваете свои силы. У меня впечатление, что вы не в состоянии держаться на ногах.

Вместо ответа Катрин обеими руками схватилась за подлокотники своего кресла и ценой огромного напряжения, так что на висках проступили вены, поднялась.

— Я сумею, я же вам сказала! Достаточно того, чтобы я ела. Вы мне принесли надежду. Я не знаю, существует ли в мире более сильное лекарство.

— Прекрасно. В таком случае, я удаляюсь. Лучше не затягивать нашу беседу, чтобы не вызвать подозрения у стражи. Сегодня 9 апреля. Ночью 18-го вы покинете этот дом… Можно ли доверять вашему конюху?

Можно, я за это отвечаю. Позовите Готье и просите его о чем угодно.

Появился Готье, оставив за дверьми сгорающего от любопытства Беранже. Сан-Реми в нескольких словах объяснил ему, что от него хотели: речь шла о том, как подготовить побег Катрин, причем так, чтобы не вызвать подозрения слуг. Бежать придется через крышу. При слове «крыша» Готье испуганно посмотрел на Катрин, на что она закивала головой.

— Я должна с этим справиться, Готье. Когда преподобный брат уйдет, вы принесете мне обед.

Жан де Сан-Реми долго не мог понять, почему юный конюх, так нелюбезно встретивший его, проводил его со слезами благодарности на глазах.

Мнимый монах ушел, и трое узников маленького дворца поняли, что он унес с собой часть их страхов и тоски. Когда Гертруда Ван де Валь пришла к Катрин с объявленным ее супругом визитом, любезность и приветливость с которыми приняли гостью, поразили ее.

Это была приятная тихая женщина. Между двумя дамами возникло взаимопонимание. Болезненный вид заложницы разжалобил Гертруду, и она пообещала сделать все возможное, чтобы Катрин позволили под ее ответственность иногда выходить из дворца.

— Вам нельзя все время сидеть взаперти, — сказала она, — это грозит тяжелыми последствиями вашему ребенку, вам или вам обоим. Ни я, ни мой супруг не согласимся на то, чтобы привилегии Брюгге были оплачены невинной кровью.

— Моя кровь перестанет быть невинной, если прольется на эшафоте? — прошептала Катрин. — Сеньор бургомистр сказал мне, что я умру, если герцог Филипп не согласится с вашими условиями.

— Бедняжка сам стал пленником черни, как и другие благородные богатые люди. Я знаю, что он никогда не хотел вашей смерти. Поверьте мне. Я позабочусь, чтобы в будущем с вами лучше обращались…

В будущем? Еще недавно Катрин думала, что это слово уже ничего для нее не значит. Более того, твердо решив умереть, она видела перед собой лишь неясную картину, после которой наступит вечная темнота. Она опять поднималась из глубины пропасти, на этот раз благодаря неожиданному визиту Сан-Реми, превратившегося в ангела-спасителя. Жажда жизни снова вырвала ее из уже почти поглотившего небытия.

Этой ночью, перед тем как крепко заснуть впервые за последние недели, Катрин думала о будущем. Она не хотела, чтобы милосердие Всевышнего, столько раз возрождающее ее к жизни, оказалось напрасным. Когда она наконец-то покинет Брюгге, она вернется в Дижон к дяде Матье и Бертиль, чтобы родить там ненавистное дитя. Пожилые супруги наверняка согласятся позаботиться о нем и его будущем. Несмотря на то, что этот ребенок внушал ей ужас, и она поклялась ни разу не взглянуть на него, несмотря на испытываемое Катрин отвращение к этому комочку жизни, шевелящемуся в ее чреве, она ни за что не решилась бы погубит»