Потом стало легче. Казалось бы, полюбил науку и учебы, но почему-то уже тогда начал зарождаться странный осадок горечи. Все время не хватало чего-то, чтобы дойти до целей, дожать их. Духа, силы, удачи?

Сейчас все кажется таким неважным. Вижу скитания по странным улицам. Пустым улицам. Коридорам Нордштадта. Я был так уверен, что хочу быть инженером, какая дурацкая уверенность, какая наглая ложь, я вообще никогда не знал, чего хочу. Вижу грязь, вижу взорванную землю, чувствую вкус крови во рту. Чувствую запах карболки. Я был так уверен, что хочу стать режиссером. Опять ложь.

Вижу заснеженный Город. Реки алкоголя, что впадают в бездну моего чрева. Огни техно музыки, брыкающиеся вокруг тела. С кем потанцевать? Никто со мной танцевать не хочет. Жаль, жаль, что я не умею танцевать. Вся жизнь, будто странный сон. Сон наркомана, сон глупца, сон обманщика. Стольким людям было больнее меня, тяжелее меня, зачем же я копил боль на сердце, разве не должен был я быть счастливее, зная, что может быть хуже. Но разве можно на таком знании построить счастье?

Вижу сквозь веки сияющее лицо Этель. Брошенная, использованная, растоптанная. С ранами на теле и на душе. Ты такая же как я, такая же одинокая. Но такая прекрасная. Знаешь, Этель. Я стал по-другому тебя видеть. Если бы мне показать твою фотографию в момент первой нашей встречи, то я бы видел тебя как сейчас.

Но тогда я смотрел иначе. Веришь нет, но люди начинают выглядеть для нас совершенно по-другому, когда мы их любим. Мы словно уже не на внешность смотрим, а прямо в душу. И так я сейчас смотрю на тебя, любимая. Вижу тебя маленькую, в холодной квартире. Вижу тебя молодую в разорванном платье, в грязи под мостом. Слезы заполняют мои глаза. Вижу тебя в окровавленной ванне с ножом в руках. Вижу тебя перед собой на маяке.

О, хоть бы раз всё получилось, ложь оказалось бы правдой, мир перевернулся, все закрутиться, завертится в бесконечную спираль. И мы уйдем к звездам, в другой мир, где нет тоски и боли. Нет серых тонов. Где вечная цветущая весна, где ветер теплый, но не обжигающий. Где мы можем танцевать сколько угодно. Хоть бы раз все было правдой. Если бы я только раз не соврал…

И мир закручивается в спираль. Все, что когда-то было, кода-то будет. Все мечты и устремления скатились в одну бесконечно малую точку. Даже небесный свет не в силах вырваться из золотого сечения. И вот они мы посреди бездны, по среди вселенского течения. Лишь мы одни способны двигаться по лопастям спирали. Всё дальше и дальше. Что нам до всего человеческого, что нам до космоса, до вселенной. На проклятом маяке маленького темного острова танцуют два продрогших тела. А мы уже не здесь, мы далеко. Мы ушли. Солнце с утра взойдет, а нас уже нет…

11 Ночь

— Так вот, что такое рай, вот что ты имел в виду, — говорит Этель, пока я растапливаю старую печку на первом этаже маяка, — все это время мы должны были сонастроиться сами с собой. Ведь это ты имел в виду, пророк?

Молча целую Этель в ответ, после чего продолжаю запихивать старые бумажки в печку. В начале огонь никак не хочет разгораться. Однако, приложив некоторые усилия, мне его все-таки удается расшевелить. Тепло постепенно наполняет окоченевшую комнату. Согреваю красные продрогшие пальцы у пламени.

— Это же чудесно. Это место и станет нашим маленьким раем, нашим приютом, убежищем от остального мира, — продолжает она.

Молчу. Тепло от печки согревает мое тело, но по душе расходится страшный холод. Я ничего не чувствую. Ничего. Ничегошеньки. Ничего. Хочу кричать, хочу орать, а рот словно закрыт. Ничего не чувствую. Этель чувствует, она счастлива, а я нет. Ничего не изменилось. Как у нас могло ничего не получиться? Я ведь осязал это во время танца. Значит, это был лишь бред? Хотя, может я еще просто не привык, может чувство рая пробудится во мне чуть позже, чем в Этель.

— Мы будем жить здесь вместе. До конца дней. А когда дни закончатся, снова придем сюда. Ведь не такое это место и страшное. Слушай, Фред, а может, детей заведем? Я сейчас думаю, это будет так прекрасно.

Да что вообще происходит? Сниться ли мне всё это? Как я здесь оказался? Ничего не чувствую, правда, пытаюсь, но не могу! Сердце страшно колотится. Смотрю на Этель и не узнаю её лица. Нет, это точно её лицо, оно не изменилось. Будто бы я раньше видел в ней лицо другого человека. Не может быть.

— Да хотя зачем нам дети. Наши души бессмертны в этом ковчеге. Я буду счастлива и так. Вечно держать друг друга в объятиях. Вечно кружиться в танце. С ночи и до утра. Эта песня, песня волн нам никогда не надоест.

Я не вижу в Этель той тоски и отрешенности от мира. Что я вижу сейчас? Фанатизм! Да она одержима. И одержима мной. Я сделал это с ней. Я снова сделал это, снова соврал. Иначе не может быть. Снова ложь, проклятая ложь. Новый виток. И вот результат. Я сломал человеку жизнь. Кажется, в глазах начинают лопаться сосуды.

Когда эта одержимость пройдет? День, месяц. Чем мы тут будем жить, что мы тут будем есть. Маяк, маленький мирок. Ничего нет кроме нас. Не так давно, во время танца, я думал, что большего мне и не надо. Но сейчас я уже вижу, что это не так. А через сколько времени и она поймет? Через сколько начнет задавать вопросы?

Ложь по любому вскроется. Как гнойник. Чем дольше я вру, чем дольше поддерживаю эту глупую игру, тем больнее будет рана. Не легче ли покончить совсем сейчас? Нужно начать всё сначала. Я ведь люблю эту девушку. А она любит меня. В отношениях ведь должна быть искренность. Иначе мы будет всё дальше тонуть во лжи. Мне тяжело дышать, боль так жжет грудь. Сердце вот-вот разорвется. Ну и пусть. Умру, но скажу правду. И концы в воду.

— Этель, послушай, — начинаю я говорить и ласково кладу свои руки на её плечи, — Этель. Ты знаешь, где мы?

— В раю.

— Нет, Этель, мы на маяке, на проклятом маяке на острове близ Города.

— Нет, глупыш, мы на небесах. Я знаю, — улыбаясь говорит она, — ты просто шутишь, просто проверяешь меня.

— Это не так. Прости Этель, — с