такого ранга не было. Кто-то, плюнув на воинских начальников, уходил в сербские отряды. Вот герой Туркестана полковник Раевский, набрав не пойми кого, вел с переменным успехом боевые действия. Однако языковые различия и привычка к дисциплине, армейскому ранжиру, для большинства русских вставали непреодолимым барьером.

Кубанская балачка во многом совпадала с сербским языком, сословных различий казаки не признавали. Походили по лагерю, послушали, определились. Тут ждать нечего и некого. Некоторые толковые офицеры, повоевавшие в горах Кавказа и Туркестана, пытались организовать обучение сербов, но чему могли обучить бывшие поручики и капитаны? Ходить строем в штыковую да строиться в каре для отражения кавалерийских атак. Для горной страны эти умения далеко не первостепенные. Да и учиться отважные наследники Александра Македонского не хотели.

В Греции каждый из пластунов набирал свою команду, учил всяким пластунским премудростям, потом со своей командой давал туркам жару. То есть сразу шесть ватаг выходили «зипуна добывать». Здесь же приходилось, брать три – пять человек в свой отряд, или, как здесь называют, чет. Натаскивать их по ходу жизни. Горячность и ненависть к османам приводили к срывам и ненужным потерям. Попросили коменданта лагеря, как же без него, присылать добровольцев только из охотников. Стало лучше получаться. Охотник – это почти полпластуна. Он умеет неслышно занимать удобную позицию, читает следы, с любовью относится к оружию. Через некоторое время эти ребята набирали свои команды и успешно пускали басурманам красную юшку. До пластунов им было, конечно, далеко, но делать засады и малыми силами беспокоить большие отряды они научились.

Слухи о налетах чета Билого (это и по-сербски Белый отряд) позволяли нам отбирать самых лучших. Иногда комендант приводил сербов и приказным тоном требовал взять их к себе для обучения. При этом он подмигивал, мол, не в службу, а в дружбу. Микола понимал, что комендант не может отказывать нескольким зажиточным крестьянам, привозившим бесплатные продукты. Казаки хоть не питались с общего кошта, а частенько подкидывали на кухню добытые у османов припасы, но ссориться с лагерным начальством не хотели. Бестолковых быстро передавали в другие четы. А вот двоих из тройки недавно приведенных комендантом взяли в горный поход, и пока не пожалели. Одного, Гроразда, привел Вук Сречко, мол, пастух бывал в тех краях.

Последние дни вокруг отряда начали происходить странные, непонятные для казаков происшествия. Однажды Сашко увел новичков в горы, стрелять на пределах дальности, учиться позиции выбирать. Пути отхода загодя намечать. После вечерней трапезы Сашко как бы ненароком оказался рядом с сотником и, подбрасывая в костер хворост, не глядя, сказал:

– Из новых ко мне в обучение трое досталось. Из охотника толк будет: сегодня заменил ему кремневое ружье на винтовку – к вечеру стал показывать результат.

– Не юли, Сашко, – попросил Микола, вертя в руках холодную трубку – отчаянно хотелось закурить, но отучался. – Что хочешь сказать?

Грицко и Швырь, внимательно наблюдавшие за сотником со своих войлочных попон, тихонько толкали друг друга локтями:

– Дывись, невтерпеж. Сейчас закурит.

– Да ни.

– А я тебе говорю – закурит. Спорим?

Сотник, услышав, свел брови, хмурясь, гася улыбку в пшеничных усах, и медленно спрятал трубку в карман, так и не достав кисет с душистым македонским табаком. Выбросить – да жалко. Хорошая трубка, резная. Такую и подарить можно за поступок.

– Да дядька Микола, и в мыслях у меня такого не было. Хотел все по порядку и основательно рассказать. – Дождавшись благодушного кивка, Сашко продолжил: – Два других селянина – здоровый дядька и племянник его, щупленький такой, шустрый. Чернобровенький, все глазами стреляет по сторонам. Но не переляканный. Все ему интересно.

Сотник вздохнул.

– Я тебя понимаю. Однако и ты пойми – не все сербы охотники, пришли селяне – будем учить их. Я думаю, совсем бестолковых к нам не пришлют.

– Какие бестолковые? Стреляют лучше, чем охотник. И с винтовкой знакомы, хоть и скрывают.

– Скрывают? Странно.

От людей, с детства привыкших к оружию, чужие навыки трудно утаить – все подмечается сразу и очень быстро.

– То не вся странность, – на этот раз вздохнул Сашко и поник взором. Словно застеснялся чего-то. Грицко не выдержал со своего места и кашлянул, призывая не затягивать паузу. Швырь также погрозил хворостиной, шепотом обещая отлупить.

– Увидел чего? – спросил Микола, внутренне напрягаясь, но внешне никак не показывая беспокойства.

– Увидел, – нехотя отозвался Сашко и снова зажурился. Грицко хлопнул себя по бедру, а Швырь угрюмо сломал хворостину в руках. Кажется, сухой треск привел в чувства молодого казака.

– Не знаю, с чего и начать…

– Да начинай уж с чего-нибудь! – подсказал сотник, сердясь. Иногда Сашко мог вывести из себя кого угодно.

– Я девок умею чувствовать! – радостно сообщил Сашко. Трое казаков переглянулись. Грицко медленно опустил голову к седлу, сдвигая папаху, собираясь поспать. Начиналось представление. Батька Швырь сразу оживился:

– Я тебе и не такое могу рассказать. Я их не только чувствую, я их…

– Погодь, – остановил его Микола. – Сашко, тебя что-то тревожит?

– Да. Чутье у меня на девок. Никогда не ошибаюсь. Даже различаю по запаху. Показался мне странным племянник. Не утерпел, перед ужином позвал к ручейку, да и прижал хлопчика.

– Ты прижал хлопчика? – округлил глаза Швырь.

– Ага. Только парубок девкой оказался. А целуется-то как! Голова кругом!

Швырь гоготнул:

– Хороший хлопчик.

– Нет, не хлопчик, – мотнул головой Сашко. – Девка. Согрешили мы у ручейка.

– Никто не видел? – озабоченно спросил сотник.

– Никто. Вот тебе крест, дядька Микола! Ты же меня знаешь!

– Знаю, – вздохнул сотник. Грицко снова сел.

– Что ж получается? Ряженая девка в отряде? – то ли спросил, то ли сделал вывод он.

– Насмехаться над нами решили? Зараз я этого майора-коменданта, отучу так шутковать. – Гамаюн, вскочив, прилаживал шашку к поясу.

– Погодь, Степа. Никто из нас не разглядел, и комендант их не раздевал.

– Да если узнают, нам проходу не дадут.

– В Отечественную войну у гусар воевала переодетая девица Дурова, когда после войны это открылось, государь император именным рескриптом утвердил ее в офицерском чине и награду заработанную оставил.

– Может, она мстит за кого, – сказал Сашко и сам вздохнул от такой мысли. Мстит. Зачем скрывать?

– Может, следит за нами? Что-то не то, – подозрения Грицко срабатывали на всех.

– Так попытать можно, – лениво сказал Швырь вполголоса. Микола нахмурился еще больше. Не хватало, чтобы местные прознали про пытки. А вдруг как ошибаются казаки?

– Ага. Мстит. Точно так. Просила не выдавать ее. Хочет прижиться в лагере. Ох и горячая девка, дюже я ее полюбил!

– Да ты всех любишь, – осерчал Микола.

– Тут настоящая любовь! Взаимная! Уж как она