Нас наверняка будут содержать поодиночке, чтобы мы не смогли даже попытаться сговориться, подвергнут долгим настырным допросам… Одним словом, от их внимания не ускользнет ни одна мелочь.

Нас начнут доить, стремясь выжать любую мелочь, любую подробность, которая может представлять интерес для Ангрона. Хорошо, если дело ограничится только перекрестными допросами, без применения более действенных средств внушения…

Даже если, предположим, они и не докопаются до того, что Застывшее Пламя остался у нас, – сколько они продержат нас в своих тайных застенках? Месяцы? Годы? И как с нами поступят потом, когда решат, что мы больше не представляем интереса?

«Как говорил один мой знакомый покойник, – я слишком много знал…»

Что с того, что Ангрон кичится своей цивилизованностью и гуманизмом?

Подобные понятия обычно склонны легко забывать, когда речь заходит о вещах вроде блага отечества и служебного долга. Да поставив себя на их место – разве колебался бы я хоть немного, как следует поступить? Я-то, может, и колебался, но вовсе не был расположен полагаться на чью-то доброту.

Выражение лица Мидары ничуть не изменилось, когда я менее чем через час сообщил ей все вышеизложенное. Только ее рука, лежавшая на подлокотнике кресла, все сильнее сжимала резную шишечку, так что под ногтями проступала белизна. Зато Таисия по ходу разговора все больше бледнела, а под конец губы ее мелко задрожали. Она отвернулась, стараясь справиться с собой. Она ведь в душе изрядная трусиха, наша Тая, и всеми силами старается это скрыть…

– Уходим немедленно, – отрывисто бросила Мидара, вставая. – Будем прорываться, если что. Василий, ты предупредишь остальных. Я тоже. Встречаемся у третьего черного хода – у того, который выходит к рыбным садкам. Пошли, Тейси.

В сумрачных коридорах, слава богу, мне никто не попался – здешние слуги отличались тем, что их практически не было видно.

Без помех я добрался до кухни и проскользнул в незапертую дверь.

К счастью, там тоже никого не было.

Этой части здания было лет триста, не меньше. Кухня тут была соответствующая – низкое полутемное помещение с небольшое театральное фойе, так что дальняя стена была не слишком хорошо различима. Весь угол занимали древняя кирпичная плита великанских размеров, с ажурными конфорками чугунного литья, над которой болтались цепи для подвешивания котлов, и большой очаг для поджаривания мяса на открытом огне.

Полки занимали ряды начищенной медной посуды, мешочки с сахаром, кувшинчики с соусами, лакированные коробочки с разнообразными приправами, бадейки с солью и маленькие кадки с уксусом.

Ничего более существенного добыть на кухне было нельзя. Со злостью я оглядел выложенный плиткой коридорчик, с рядом дверей в кладовые, аккуратно запертых на тяжелые висячие замки, пожалев, что нет времени устроить тут разгром.

Когда я появился у ворот черного хода – увы, с пустыми руками, – все уже были в сборе. Тая прижимала к груди неуместную в данной обстановке дамскую сумочку, расшитую бисером. В этой сумочке были наши лекарства. Мидара попросила их принести еще с неделю назад будто бы с тем, чтобы наглядно продемонстрировать их замечательные свойства.

Ингольф нес стопку наших атласов, сверху которой лежала свернутая в трубку планшетка.

– Откуда? – спросил я.

– Пришлось взломать кабинет хозяина, – осклабился скандинав. – Жаль, тут не все.

Про себя я пожалел старинную дверь. После манипуляций Ингольфа хозяину определенно придется заказывать новую.

– Там еще попался слуга, – добавил скандинав, – надеюсь, башка у него крепкая – отлежится.

– Ну, кажется, все – пошли.

– Подожди, Дмитрий…

Мидара стянула через голову платье, разорвав шнуровку. Скомкав, зашвырнула его в кучу мусора. Стянула тунику, потом еще рубаху, затем еще две надетых под нее, оставшись в одной батистовой нижней сорочке.

– Наконец-то! Чуть не сварилась в этих тряпках!

Замок на дверях гаража не стал долго сопротивляться ломику в руках Ингольфа, и мы было собрались пролезть внутрь, когда неподалеку раздались шаги и голоса двух человек, явно направляющихся в нашу сторону. Как по команде, мы выхватили оружие.

– Идиоты!! – прошипела Мидара. – Все погубить хотите?! Прячьте пушки и кидайте барахло в кусты.

Мы без раздумий повиновались.

Тем временем Мидара торопливо взлохматила волосы, так что они закрыли ей пол-лица, вытащила рубаху из штанов, подвернув ее так, что взору отрылся голый живот, а потом игриво положила руку на плечо Ингольфа, другой приобняла за шею Тронка.

Спустя несколько секунд на дорожке появились двое.

Первый был молодой человек с офицерскими плюмажами на оторочках лацканов лилового полицейского мундира. Второй – упитанный матрос лет под сорок в колпаке с одним рогом, вооруженный автоматом, впрочем, висевшим за плечом.

Могу вообразить, что за мысли пришли им в голову относительно наших планов, но уже в следующие секунды им стало не до этого.

Мидара вдруг, не разбегаясь, оттолкнувшись от плеча скандинава, подскочила почти вертикально вверх, на какой-то миг буквально зависнув в воздухе, и бросила свое тело вперед.

Уже в полете Мидара подтянула колени к груди и в неуловимое мгновение выпрямила ноги. Подошва ее изящного короткого сапожка врезалась в лицо офицера, другая нога ударила в грудь. Тот отлетел, наверное, метра на два, впечатавшись спиной в ствол столетнего дуба, и без сознания сполз вниз.

Моряк запоздало рванул автомат из-за спины, но наш капитан, едва приземлившись, на развороте ударила его ногой под мышку, одновременно хлестко врезав кулаком в челюсть. Вскрикнув, он повалился на землю, хватая ртом воздух.

Все происходящее не заняло и десяти секунд.

С разбитого лица недвижно лежавшего офицера полиции текла кровь, рядовой что-то жалобно стонал, пытаясь встать. Подскочивший Тронк успокоил его ударом ноги по уху.

Быстро обезоружив их и обыскав, мы затащили слабо дергающиеся тела в гараж, крепко связав и заткнув рты ветошью, в изобилии разбросанной по полу. При этом Тронк вытянул у офицера из кармана на поясе золотые часы, размером с небольшое блюдце. Остановить мародерствующего подчиненного у меня не было уже ни желания, ни времени.

В несколько секунд я обежал глазами полутемный гараж.

Неуклюжий грузовик с парусиновым желтым тентом на спущенных шинах, другой грузовик, раза в два меньше размером. Две легковушки – одна уже старая, когда-то, должно быть, дорогая, с вызолоченным фигурным радиатором и облицованным вытертой вороненой сталью корпусом, и поскромнее, похожая на знакомые мне джипы. Пара неуклюжих четырехколесных мотоциклов.

А вот и то, что нам нужно, – лучше и не придумаешь. Наверное, Бог или судьба сегодня были на нашей стороне.