Царский флот направлялся в Абидос.

Карис, несмотря на преклонный возраст, пожелал участвовать в церемонии торжественного прославления Тетишери. Восседая на палубе между градоправителем Эмхебом, который наконец вернулся в родной Эдфу, и хранителем царской печати Неши, у которого с каждым днем все прибавлялось обязанностей, он вспоминал о прошлом.

— Мы дожили до настоящего чуда, — повторял он Эмхебу. — Царица Яххотеп вселила в нас надежду, и мы вместе с ней создали будущее, которого не было у порабощенного Египта.

Управитель земельных угодий Хирей принес холодного вина и сладких лепешек.

— Сколько ни прибавляй тебе ответственности, толщины у тебя не убавляется, — заметил Неши, глядя на него.

— Мы с Карисом не имели счастья быть, как вы, в гуще сражений. А в тылу у нас было частенько страшно, а еще чаще тоскливо, а когда тебе тоскливо, то хочется есть. Посмотри на Афганца и Усача: как только они перестали рубить гиксосов, оба поправились.

— Наконец-то доплыли, — вздохнул с облегчением Хонсухотеп.

— А с чего это ты такой озабоченный? — удивился Хирей.

— Думаешь, легко плыть по Нилу? Нил — река капризная, с ним держи ухо востро, того и гляди, приготовит какой-нибудь сюрприз. Мне вот не до вина было.

— Ну, ты скоро нас догонишь по этой части, — рассмеялся Эмхеб.

Царственная супруга Нефертари с особым тщанием и любовью занималась памятными церемониями в честь бабки фараона, глубоко почитаемой в Фивах. Торжественное прославление Тетишери сначала происходило в Карнаке, затем — в Абидосе, в священном храме Осириса.

Согласно ритуальной формуле, фараон Яхмос в память Тетишери «совершил то, что ни один фараон доселе не совершал». Он приказал построить святилище и небольшую пирамиду, окружив ее зеленью. Назначил жрецов, которые каждый день будут молиться, приносить жертвы и питать «ка» покойной, ушедшей, но не забытой живыми. Фараон дал жрецам кров, пищу, одежду, землю и скот. Избавленные от попечений о земном, они должны были безупречно служить умершей царице.

На большой стеле камнерезы изобразили Яхмоса, сначала в короне Нижнего Египта, а потом — в двойной короне с дарами, которые он подносит Тетишери.

В сокровищницу, предназначенную для Тетишери, Яххотеп положила золотую диадему, которую надевала так часто и которая уберегла ее от стольких бед.

Слуга гиксосов счел, что на семейной поминальной церемонии слишком мало народу. Он нанесет удар в Фивах, чтобы поразить не только царицу, но и всех горожан.

Хирей, Карис и Неши сидели, сблизив головы, и о чем-то шептались.

— О чем вы там совещаетесь? — полюбопытствовала Яххотеп.

— Ничего серьезного, обычные заботы, — отозвался хранитель царской печати Неши.

— Правда, Карис? — потребовала царица подтверждения от старика-управляющего.

Карис заерзал.

— В общем-то безусловно… С некоторой точки зрения…

— Ты никогда не мог мне солгать, — рассмеялась Яххотеп.

— Так позвольте мне, госпожа, сохранить тайну!

— Заговорщиков только трое? Или другие сановники тоже участвуют в заговоре?

— Мы участвуем в нем все по приказу тех, кого нет выше, — сообщил Хирей.

— Ну, раз так, не буду вас больше расспрашивать, — согласилась царица, хотя таинственное поведение друзей разбудило ее любопытство.

Сына Яххотеп нашла на палубе корабля в изящной деревянной кабинке, у двери которой неподвижно стоял Яхмес, сын Абаны, вместе с Весельчаком Младшим.

— Может быть, столь бдительная охрана мне уже не нужна, как ты думаешь, матушка? — спросил Яхмос.

— Военный совет убежден, что ставленником гиксосов был связной, который погиб во время боя в Нубии. Но я так не думаю!

— Но если даже предположить, что этот человек жив, разве теперь он не будет изо всех сил стараться, чтобы о нем забыли?

— Я не забыла, что он убил твоего отца и брата. Оставить эти преступления без наказания — значит поклониться призраку Апопи. До тех пор пока мы не опознаем убийцу и не лишим его возможности наносить вред, разве сможем мы жить по-настоящему спокойно?

В Карнаке вновь работали резцы и деревянные молотки. Фараон Яхмос осуществлял задуманное — он расширял и украшал храм Амона. Фараон лично следил за исполнением обрядов. На новых жертвенных столах каждое утро лежали свежие цветы и фрукты. Жрецы с золотыми кувшинами и чашами в руках совершали обряд очищения, дабы невидимые силы, исходящие от земных даров, питали статуи богов, глаза, уши и рты которых отверзал сам фараон, касаясь их специальным резцом.

Для каждого божества священной триады была построена кедровая барка, покрытая золотыми пластинками. Барки мирно стояли в священном озере, а во время праздничных шествий жрецы, водрузив их на плечи, выносили за ворота храма.

— Вот о чем я подумал, — фараон наклонился поближе к царице Яххотеп. — Во-первых, я хочу построить новый храм в Фивах, чтобы чтить в нем тайную сущность Амона и питать его «ка». А во-вторых, воздать должное тебе, матушка.

— Так вот о чем совещались заговорщики!

— Да, я попросил их хранить тайну, но готовится торжественная церемония.

— Мне кажется, что не стоит этого делать.

— Нет, матушка, я не согласен! Если бы не ты, то не было бы и свободного Египта. Чествовать тебя собирается не только сын, но и фараон.

Настал день прославления царицы Свобода.

В открытом дворе Карнака собрались именитые граждане не только Фив, но и других городов. К стенам храма подходили и простые люди, чтобы поприветствовать ту, которая никогда не отступала перед трудностями.

Яххотеп еще находилась в своих покоях. Она сожалела, что уступила настояниям фараона. Чествование было ей не по душе. Как все ратники, отдавшие жизнь за свободу Египта, она только исполняла свой долг…

Яххотеп вспомнила, как тщательно одевалась и красилась Тетишери, когда ей предстояла важная церемония. Она позвала двух умелых дворцовых мастериц, которые стали орудовать гребенками и кисточками. Краски, притирания, снадобья были самого лучшего качества, и царица, благодаря усилиям своих помощниц, выглядела красивее и значительнее, чем любая юная девушка.

Управляющий Карис почтительно возложил на Яххотеп золотую диадему с пластинкой из лазурита, на которой был изображен Яхмос в окружении двух сфинксов. На шею царицы он надел воротник-ожерелье из множества мелких золотых амулетов — каких тут только не было: крошечные львы, антилопы, бараны, змеи, спирали, диски… Застежка ожерелья была сделана в виде двух соколиных голов.

Старый управляющий не забыл и подвеску на золотой цепочке — скарабея из лазурита, оправленного в золото, символизирующего вечное возрождение. Карису оставалось только украсить запястья и щиколотки царицы золотыми браслетами с сердоликами и лазуритом. Их надевали не только для красоты. Вычеканенные на них изображения были полны смысла: бог земли Геб в присутствии бога Амона венчал фараона короной Верхнего и Нижнего Египта, богиня царской власти Нехбет стояла рядом, защищая царя от любых врагов.