В совокупности с результатами работы Бьянки Шауб эти выводы подкрепили предположение, что аллергические заболевания начинаются в утробе матери. Если гены — это инструкции, тогда аллергия обусловлена неспособностью прочитать и применить инструкции по поводу иммунной регуляции. В главе 1 мы видели последствия искажения этих инструкций: крах иммунной системы, аутоиммунные заболевания и смерть. В распоряжении детей, принимавших участие в австралийском исследовании, по меньшей мере было четко написанное руководство. Их склонность к развитию аллергии была обусловлена неспособностью надлежащим образом выполнить эти инструкции — реализовать их в живых клетках. А сложившиеся в утробе матери условия отчасти провоцировали такую неспособность.

Однако, прежде чем терять надежду, вспомните, что эпигенетические изменения по определению носят обратимый характер. Иммунная система новорожденных (даже детей-аллергиков) поддается восстановлению. По всей вероятности, она остается достаточно пластичной. По мнению Тьюлик, одно из возможных решений сводится к тому, чтобы обеспечить новорожденным, входящим в группу риска, ту самую битву, которой они явно ожидают: с самого начала поместить их в среду, в которой они смогут контактировать как можно с большим количеством микробов, тем самым побуждая их развивать регуляторные системы, работающие в противном случае неправильно.

Коммуникация между матерью и плодом не была односторонней[297]. Подобно тому как направленность иммунной функции беременной женщины оказывала влияние на плод, беременность меняла иммунную систему самой матери. В действительности эмбрион активирует многие из тех же иммунных цепей, способствующих развитию толерантности, что и паразит. Почему бы нет? Эмбрион — это, по существу, чужеродный организм, поселившийся внутри матери. Одно из исследований показало, что каждая очередная беременность снижает склонность матери-аллергика к аллергическим заболеваниям. Например, в возрасте 18 лет у женщины могла быть сенная лихорадка, а к сорока годам, после рождения нескольких детей, она полностью переставала чихать.

Это поднимало интригующие вопросы по поводу эффекта братьев и сестер — многократно наблюдаемого феномена, состоящего в том, что более поздние дети меньше склонны к аллергии, чем дети, родившиеся раньше. Что именно предотвращает аллергию у младших детей: содержащая больше микробов среда обитания, с которой они сталкиваются, или измененная среда в утробе матери, в которой они находились, будучи более поздними детьми? Может быть, старшие братья и сестры сделали их матерей менее подверженными воспалительным процессам, менее склонными к аллергическим заболеваниям и более толерантными, и этот иммунный профиль оставил на них свой отпечаток еще в утробе матери? Наконец, если эффект братьев и сестер объясняется микробным обогащением, оказывают ли эти микробы непосредственное воздействие на детей, родившихся позже, или они воздействуют на них через иммунную систему матери в период беременности, или и то и другое?

А что можно сказать об эпидемиологии аллергических заболеваний со времен промышленной революции? В какой степени склонность к этим заболеваниям можно списать на то, что женщины начали рожать меньше детей? В ХХ столетии уровень рождаемости существенно снизился по сравнению с XIX столетием. В прошлом женщины рожали в два-три раза больше детей по сравнению со средним уровнем рождаемости в конце XX столетия — 2,06 ребенка. Разумеется, в ХХ столетии первыми нарушили тенденцию высокой рождаемости состоятельные женщины. Как мы уже знаем, иммуноопосредованные заболевания впервые появились среди представителей высших слоев общества. В какой степени повышенная подверженность таким заболеваниям обусловлена снижением показателей рождаемости, другими словами, тем, что старшие дети реже изменяют среду в утробе матери? Например, в развитых странах на первенцев сегодня приходится более масштабная доля населения, чем когда бы то ни было. Может ли один только этот демографический сдвиг объяснить распространение аллергических заболеваний в конце двадцатого века?

В Великобритании ученые проанализировали этот вопрос и пришли к выводу, что сокращение размера современной семьи не оказывает большого влияния на разрастание эпидемии аллергии. По их подсчетам, на снижение уровня рождаемости в период с 1960 по 2000 год приходилось всего 3% увеличения количества аллергических заболеваний. Однако на самом деле рост распространенности аллергии был гораздо выше — в два-три раза. Тем не менее этим ученым следовало бы включить в свои расчеты более длинный период и начать, например, с прошлого столетия, когда в средней семье (по крайней мере, в США) насчитывалось в два раза больше членов, чем в настоящее время[298]. Для того чтобы эпигенетические изменения заявили о себе, необходимо время.

Но оставим в стороне все эти интригующие вопросы. Размышления над эмбриональным происхождением аллергических заболеваний подняли еще один вопрос: если воспалительные процессы у матери вызывают предрасположенность развивающегося плода к аллергии, тогда почему распространенность аллергии и астмы столь кардинально повысилась в тот период (на протяжении прошедших 60 лет), когда инфекции (основная причина воспаления) резко сократились? На первый взгляд может показаться, что эпидемиология не соответствует этому положению дел.

Один из возможных ответов таков: мы потеряли «успокаивающие сигналы», а не получили воспалительные сигналы. Ученые пришли к выводу, что в наши дни сталкиваются скорее не со слишком большим количеством провоспалительных стимулов, а с дефицитом противовоспалительных стимулов. Это подтвердили исследования, в ходе которых животных, росших в естественных условиях, сравнили с животными, выращенными в чистой среде. У зараженных гельминтами канализационных крыс был обнаружен гораздо более искусный и сильный противовоспалительный иммунный ответ, чем у крыс, выросших в чистых лабораторных условиях. Свиньи, которых выращивают вне помещений, постоянно валяющиеся в грязи (как и было бы в естественных условиях), продемонстрировали более сильную экспрессию генов, принимающих участие в иммунорегуляции, по сравнению со свиньями, которых выращивают в помещении и постоянно кормят антибиотиками. И, разумеется, если среда обитания матерей больше напоминает тот мир, в котором мы эволюционировали (как в случае матерей из Баварии, занимающихся сельским хозяйством, или зараженных гельминтами матерей из Уганды), у таких матерей относительно более развиты регуляторные цепи.

Безусловно, существуют также немикробные факторы влияния на характер воспалительных процессов. Один из таких факторов — питание. Все более широкое признание получает тот факт, что западная диета, в которой преобладают обработанные пищевые продукты, насыщенные жиры и «пустые» калории, способствует развитию неспецифического воспаления, которое приводит к другим болезням цивилизации, таким как диабет второго типа, ожирение, сердечно-сосудистые заболевания и некоторые виды рака. С другой стороны, продукты питания могут изменить риск астмы. В ходе одного исследования было установлено, что у будущих матерей, которые в период беременности придерживаются средиземноморской диеты (много противовоспалительных жирных кислот омега-3, содержащихся в рыбе, изобилие клетчатки, полученной из фруктов, овощей и бобовых), рождаются дети со сниженным риском развития астмы[299].