Окрестные улицы были безлюдны, погода загнала большинство людей в дома. Однако за высокими каменными стенами кладбища около дюжины призрачных фигур топталось в покрытом снежной коркой и разрисованном граффити склепе; они ждали знака предводителя. Фрэнсис Ребурн по-волчьи рыскал перед изъеденным непогодой могильным камнем — обелиском в рост человека. Когда он остановился поглядеть на часы, куранты на башне пробили восемь.

Не успело затихнуть эхо последнего удара, как там, где на Ватерлоо-плейс выходила Риджент-роуд, показался свет фар, возвещающий о приближении большого черного такси, неуклюже ползущего вниз по склону холма к въезду на кладбище. Когда такси мигнуло фарами, женщина, ожидающая в припаркованной машине, мрачно улыбнулась своему отражению в зеркале заднего обзора и помигала фарами в ответ.

Дальше сигнал передал человек, ждущий прямо в воротах кладбища. Моментально включаясь в действие, Ребурн сделал знак подчиненным. Все дружно начали сбрасывать шляпы и пальто, оставаясь в до того спрятанных под верхней одеждой тонких белых балахонах. Пока одна группа быстро свалила сброшенные пальто и шляпы на брезент за склепом, остальные натягивали на лица белые капюшоны. Ребурн снял с шеи шарф, и беглый луч уличного фонаря выхватил из темноты темный металлический блеск Солисского торка у него на шее.

Женщина в припаркованной машине запустила мотор. Когда она плавно отъехала от тротуара, такси аккуратно скользнуло на освобожденное место и остановилось, выключив фары. Двое мужчин в черном, сидевших сзади, украдкой оглядели улицу, чтобы убедиться, что их прибытие не привлекло нежеланного внимания, потом распахнули ближайшую к тротуару дверь и вылезли, вытащив из-под клетчатого коврика на полу такси фигуру в капюшоне. Поддерживая человека в капюшоне с двух сторон, они быстро запихнули его из тени такси в тень арки входа.

У ворот их встретил один из одетых в белое коллег Ребурна, почти невидимый на фоне снега, пропустил внутрь и плавно закрыл за ними ворота на явно хорошо смазанных маслом петлях. Еще двое служителей Ребурна помогли провести пленника на холм; все они скользили и спотыкались в снегу. Повинуясь знакам Ребурна, они поставили пленника спиной к обелиску и привязали веревками из алого шелка. Закончив, люди из такси ушли, а Ребурн и его подчиненные продолжили то, ради чего собрались.

Безликие, почти невидимые в белых одеяниях, приспешники Ребурна окружили человека, привязанного к могильному камню. Встав в круг прямо перед жертвой, Ребурн полез за пазуху балахона и вытащил медальон в форме диска с изображением оскалившейся морды рыси на тяжелой серебряной цепи — единственная такая эмблема в этот вечер, хотя все носили кольца с сердоликом их Ордена.

Светлые глаза поблескивали из-под капюшона. Ребурн помедлил, на миг прикоснувшись к медальону, потом протянул руку и сорвал капюшон, мешающий жертве видеть. Пленник немного пришел в себя от потока холодного воздуха: склоненная голова поднялась, одурманенные карие глаза непонимающе скользнули по кругу облаченных в белое фигур. Он слабо отшатнулся, когда Ребурн повесил медальон ему на шею.

С нетерпеливой гримасой Ребурн кивнул одному из подчиненных и отступил на свое место во главе круга. Не произнеся ни слова, человек в белом скользнул вперед и сорвал ленту с губ пленника, потом вроде бы щелкнул пальцами у того под носом. Когда пленник рефлекторно отдернул голову, резкий запах аммония разнесся в морозной темноте и быстро рассеялся. Также молча человек занял место в кругу, растаяв среди товарищей. Жертва осталась одна в середине; в карих глазах начинал зажигаться более осознанный страх.

Ребурн поднял руки, и еще более тяжелая тишина, казалось, опустилась на древнее кладбище, каким-то образом отделив собравшихся от завывания и скрежета дизельных двигателей и аэродинамических тормозов близкой сортировочной станции, поглотив все далекие звуки города. Крупные снежинки лениво кружились в ледяном ночном воздухе, одна из них зацепилась за ресницы пленника. Когда напряжение сгустилось до желаемого уровня, Ребурн наконец закинул голову и свистящим шепотом запел наводящее ужас заклинание, дабы вызвать силу, вверенную ему Старшим Мастером.

Пение раздражало слух, как скрежет напильника по камню. Пленный масон слабо натянул путы; неподдельный ужас начинал подпитывать его усилия. Голос Ребурна становился все напряженнее, но не громче, и наконец он вскинул голову, широко, словно обнимая небо, раскинув над головой руки.

— Приди, могучий Таранис! Приди, будь ныне нашим гостем!

Воздух в круге, казалось, внезапно вскипел злобной энергией. Тьма сгустилась и вспенилась, жуткий полусвет мелькал от тучи к туче, лица и руки начало покалывать, словно по ним ползали невидимые насекомые.

— Приди, о Владыка Молний! — умолял Ребурн. — Приди и прими нашу присягу! Узри подношение, что приготовлено тебе, жертву подобающую и готовую к сожжению!

В его голосе звенело предвкушение, и гром ответил низким, инфразвуковым раскатом, собирающиеся тучи вздымались и волновались.

Дико оглядываясь по сторонам, пленный масон сделал слабую попытку рвануться, сумев теперь издать внятный писк, но бесполезно. В тот же миг с внезапным, оглушительным грохотом стрела молнии обожгла ночное небо и ударила, подобно жалу гадюки, в медальон с рысью, висящий на груди пленника.

Длительная бело-голубая дуга молнии зашипела и затрещала. Служители в белом отпрянули, воздев руки, чтобы защитить ослепленные глаза. Пронзенное ударом неукротимой энергии тело жертвы дергалось и колотилось, как сломанная марионетка, синеватый дым, воняющий обуглившейся тканью и плотью, клубился над головой и грудью.

А Ребурна охватило чувство, близкое к оргазму. Закинув лицо к небу, он издал хриплый крик ликования и глубоко вдохнул зловоние жертвоприношения. Бьющаяся в шелковых путах жертва дернулась в последний раз и затихла, но это была рефлекторная реакция тела на уже прошедшую боль. Остаточные разряды еще несколько секунд играли вокруг склонившейся головы мертвеца, потом внезапно погасли.

Снова спустилась тьма — еще тяжелее, ибо последовала за стихийным огнем, и мгновение, показавшееся вечностью, Ребурн дрожал на грани экстаза, опьяненный долгим поцелуем силы. Резонанс, оставленный энергией молнии, объял его худощавое тело наслаждением, какое он доселе мог лишь воображать. Он цеплялся за это наслаждение, настойчиво прижимая руки к торку в попытке продлить мгновение, и открыл глаза, только когда огонь в жилах погас окончательно и кто-то в кругу закашлялся.

Безжизненное тело жертвы безвольно обмякло на могильном камне, облачка дыма поднимались от глубокого, черного ожога на груди. И медальон, и драгоценная подвеска покрылись окалиной, едкий дым все еще клубился над обожженными шелком и шерстью. Снег вокруг начал таять, обнажая черную землю. По знаку Ребурна кто-то из служителей осторожно подошел осмотреть жертву. В их почтении Ребурн также заметил страх и уважение, смешанные с завистью; он наслаждался этим знанием.

Где-то вдали все громче выла сирена: весьма вероятно, недавняя пиротехника над кладбищем не прошла незамеченной. Повинуясь краткому приказу Ребурна, снова одевшего пальто и шарф, один из помощников сорвал обугленные остатки медальона с рысью с тела жертвы хорошо изолированной рукой, а другой начал развязывать шелковые путы, привязывавшие жертву к могильному камню. Когда они опустили тело на землю, первый человек разрезал и убрал ленту, связывающую запястья жертвы. Когда все было кончено, Ребурн позволил двум приспешникам проводить себя к ожидающему такси, оставив остальных членов группы расходиться так же быстро и тихо, как они пришли.