побледнели так не из-за красоты или кодов, а из-за облучения. Вам оно даровало ум, – она улыбнулась, – мне же повезло меньше.

Саша затаил дыхание.

– Я обязательно найду решение.

– Лучше займитесь собой.

– У меня есть дела поважнее – вы и антидот.

– Мне приятно, что мое спасение вы приравняли к разработке антидота, который может спасти все человечество, но все же…

– Не хороните себя раньше времени, – приблизился он к ней. Хотя принцесса отвечала твердо, нисколько не колеблясь, не выдавая слабости и дрожи в голосе, он видел, как ей страшно, и из-за этого чувствовал непосильную ношу вины.

Нет, ей не должно быть страшно. Она не должна умереть. Что угодно, только не это!

Ее храбрый протест, неозвученные просьбы принять реальность разрушали его надежду. Если даже Анджеллина, обычно такая эмоциональная и наивная, сумела достойно отпустить ее, не проронив ни слезы, может, ему стоит последовать ее примеру?

– Еще есть время.

– Ах, Саша, какой же вы жестокий человек! – всплеснула она руками. – Я рассказала вам это не для того, чтобы вы пытались меня обнадежить. Я хочу, чтобы вы знали: мне не страшно. Я правда не боюсь. Я наплакалась вдоволь в последние ночи и больше не позволю себе тратить бесценное время на расстройства. Когда узнаешь, что осталось немного и спасения нет, понимаешь, что тратить время на грезы неразумно. Замечаешь прекрасные мелочи, на которые раньше смотрел с преступным пренебрежением. – Девушка взяла его за руки. – Например, тепло ваших рук. И ваше неровное от волнения дыхание. Тонкий аромат пьянящей вишни, которым вы окутаны. Ваш растерянный взгляд, за которым кроется отрицание случившегося со мной. И тлеющая надежда, которая, как яд, отравляет чувство действительности, всегда отличавшее вас от других. Хоть мы говорим о грустном, вы и представить себе не можете, сколько удовольствия доставляет мне наш разговор. Как все это прекрасно! Все, что происходит с нами сейчас. Этот волнительный момент. Кто знает, будут ли такие еще, и потому я ценю каждое мгновение сейчас, хоть оно же меня глубоко ранит.

Он предпочел бы увидеть ее слезы и услышать истерику, как когда ЗНР впиталось в нее. Но выплеску чувств, что значительно облегчило бы бремя горького знания, принцесса предпочла сдержанность и хладнокровие – поступила так, как всегда поступал он. Саша наконец осознал, как жестоко это по отношению к себе и людям, знающим их боль. Происходящее и услышанное не укладывалось в его голове.

– В таком случае мы с вами в одной связке, – подал он поникший голос. – Ведь если займусь своим лечением и все-таки избавлюсь от ЗНР, что я считаю практически невозможным, я не успею создать антидот. Мои труды и вложения окажутся потраченными впустую. И слабоумный я никому не нужен.

– Вот вы и напрямую признались в этом – в том, что хотите быть нужным.

Он лишь на миг улыбнулся и снова поник.

– Так, значит, мы оба обречены? – спросила она.

– Похоже на то.

Анджеллина вздохнула, крепче сжала его руки, и он понял: что-то происходило в ее голове, готовое вот-вот вылиться в нечто волнительное и сокрушительное для него.

– И вы хотите провести остаток дней, служа неблагодарному обществу?

Сашу удивили ее слова.

– Почему бы не провести эти дни, познавая жизнь по-настоящему? Вы ведь знаете о ней только из книг, и в основном только плохое. Но я начала видеть ее иначе и думаю, вы смогли бы тоже. Может… – она придвинулась к нему так близко, что стоило чуть податься вперед, и могло случиться то самое «волнительное и сокрушительное». – Может, мы… проведем эти дни вместе?

Саша отступил, и в ее взгляде, где еще секундой ранее сияла надежда, поселились потерянность и страх. Она походила на покинутого ребенка.

– Простите, – опомнившись, отпустила она его руку. – Не знаю, что на меня нашло. Кажется, мне показалось… Мне просто вдруг показалось, что я… Я думаю об этом в последние дни и не понимаю, почему чувствую это: потому что это действительно так или потому что хочу чувствовать.

– Как бы там ни было, это не осчастливит вас.

– Я знаю…

Хоть на мгновения, на несколько секунд она жаждала по-настоящему прочувствовать, каково это – целовать его губы. Ведь если раньше Анджеллина в шутку допускала, что могла бы влюбиться в него, то теперь, кажется, она сама пошутила над собой, так невовремя ощутив «неудобные» чувства. Нет возможности утолить жажду. Нет времени, чтобы подавить это в себе.

К тому же, вспоминая их старые разговоры, она знала, что для Саши это было бы грязно и недопустимо по отношению к нему – целовать его без согласия и желания. Он бы попросту не позволил ей осуществить подобное. И не потому что не любил, а потому что был слишком умен и не очень-то сентиментален, чтобы считать контакт губ романтичным.

– Простите еще раз, – к ее подбородку скатилась слеза, – это было бестактно с моей стороны.

– Все в порядке.

Саша и не думал ее прощать, потому что не понимал, за что. Любую странную выходку принцессы он машинально оправдывал положением и сумбурностью мыслей. Он знал это по себе. И все же ее милая, робкая попытка сближения что-то пошатнула в нем, вызвав странный, пугающий всплеск. Настолько пугающий, что он постарался не думать о нем.

Саша вновь приблизился к ней, и она медленно, с опаской, что он вновь отшатнется, положила голову ему на плечо и тихонько заплакала. Саша знал, что должен что-то сказать, но если раньше он не знал, из каких слов собрать ответ, из-за своего неумения по-настоящему чувствовать людей, то в этот раз попросту не смог выбрать нужные, и потому все, что он мог предложить ей, – свои объятия. Анджеллине этого было достаточно. На большее она уже и не рассчитывала.

Он осторожно положил руку на ее спину, усыпанную бледными мягкими волосами, и неосознанно прижался щекой к ее виску.

– Если вы отпускаете надежду и не желаете тратить время на грезы, мы могли бы чаще проводить время вместе, – предложил он ей. – Но мне нужно работать.

Она оторвалась от его плеча и вытерла щеки от слез.

– Я бы хотела проводить побольше времени с семьей тоже. Может, вы на время переедете к нам? Мы бы выделили вам комнату.

Саша не мог себе это позволить: перевезти все оборудование из лаборатории, оставить Монику Хьюз и не иметь быстрого доступа к Бундестагу. Но он также чувствовал, что не имеет права ей отказать. Быть рядом – это меньшее, что он мог сделать для Анджеллины.

Он пожал плечами.

– Если Ее Высочество не будет против…

– О, она не будет против, поверьте, – озарила лицо принцессы детская благодарность. – Вы у нее на хорошем счету. И потом, вы можете работать в нашей библиотеке, если вам будет угодно.

– Да, там очень спокойно.

– Вот и решили…

– Анджеллина?

Лавиния