к лестнице, но длинная рука в свободной робе остановила меня, поймав за плечо. Цепкие пальцы сжались так, будто намеренно желали причинить боль, в нос забился удушливый запах ладана.

— Стоять. Что это у тебя здесь?

Проследив за взглядом, я понял, что священник имел в виду трость. Подняв ее выше, я сделал шаг назад, избавляясь от чужого прикосновения, но мужчина тут же подошел ближе, не давая отойти и на пару метров.

Высокомерно вздернув подбородок, он кивнул в сторону скамьи.

— Оставь это здесь. В склепе нельзя проводить ритуалы над мертвыми.

— Едва ли что-то можно сделать тростью.

— Пальто тоже оставь.

— Зачем?

— Что-то еще прячешь под ним?

Ударь его, я умоляю, ударь.

— Ничего.

Сделав еще шаг назад, я отгородился скамьей от священника и послушно положил трость, на гладкое деревянное сидение.

Ньярл! Как ты можешь ее оставить!

Успокойся, Софи, она никуда не денется. Если светлый решит взять в руки творение в честь иных, ему же будет хуже.

Может и так, но даже видеть это тошно, ответь ему что-нибудь, ударь, оттолкни. Что он себе позволяет?!

Прошу тебя, не волнуйся зря.

Стянув пальто, я положил вместе с ним зонтик и перчатки, едва ли мне понадобится это у гранитной плиты, а для ритуала потребовалась бы лишь магия. Этот светлый мог упиваться могуществом, заключающемся лишь в том, что он сам будет присматривать за моими вещами, будто гардеробщица в театре.

— Всё?

Поправив рукава рубашки, я дождался, пока священник обойдет меня по кругу последний раз, стараясь отыскать на мне какой-нибудь страшный темный амулет.

— Допустим.

Он прошел за спину, будто желая что-то еще добавить, но я не стал ждать новых придирок и поспешил пройти по ступенькам. Мужчина остался стоять в зале, не дрогнув, но я чувствовал его неприязненный взгляд, зудящий между лопаток. Уверен, при следующем визите к Авелю нас обрадуют очередной жалобой с подробным описанием отвратительного поведения, выходящего за рамки всякой порядочной целестинской леди.

Некоторых людей власть настолько развращает, что они перестают казаться людьми или хоть сколь-нибудь разумными созданиями.

Ты помнишь, где лежит Леброн?

Конечно.

Здесь всегда было такое отвратительное отношение к женскому полу?

Наверняка, хотя раньше я не видел, чтобы столь многих высокопоставленных мужей оскорбляло наличие магички в замке.

Некромантки.

Ну да, конечно.

К тому же ты едва ли мог почувствовать это на себе.

Ты говоришь будто с упрёком.

Немного.

Что ж, пройди я свой путь в женском теле, едва ли бы что-то изменилось.

Геката бы не родилась.

Родилась, просто от кого-то другого, кто знает.

От того же Леброна?

Точно нет. Я бы тогда не смог его защищать, как раньше.

Софи неожиданно засмеялась, словно я рассказал ей какую-то забавную шутку, но пускай я и не совсем понял, что ее так развеселило, на душе будто стало теплее. Давно я не слышал, чтобы она искренне смеялась и вообще была хоть чему-то рада.

Иногда твое сознание мне кажется абсолютно безумным, но, возможно, именно поэтому ты смог за свою жизнь сделать так много. Ни один другой человек не мог бы так спокойно рассуждать о подобном.

Возможно.

Я прошел по одному из коридоров в левом крыле главного подземного прохода и среди множества комнат нашел ту, что принадлежала поколению Леброна. Каменные саркофаги его и королевы лежали рядом в центре небольшого зала. Лишь увидев его, я остановился на пороге и невольно вздрогнул, ощутив неприятный укол вины.

Здесь давно никого не было, никто не убирал пыль, не ставил цветы. Цветы. Я забыл хоть что-то взять с собой, а Софи была слишком расстроена переездом.

Похлопав по карманам, ничего не нашел и хотел было выйти и поискать хотя бы платок, но недовольный девичий голос остановил меня.

Хватит бегать, я уверена, он не будет обижен тем, что ты с пустыми руками.

Но, Софи…

Иди уже. Нам ещё ехать на встречу к Кейну, я не собираюсь заставлять его ждать.

Хорошо-хорошо, я понял тебя.

Каменные плиты в прохладном сухом помещении словно бы и не тронуло время, если не считать серого слоя на полу и крышках. Стараясь не поднять волну пыли в воздух, я осторожно прошел к постаменту и почти не дыша прикоснулся к гладкой поверхности одного из саркофагов.

— Давно не виделись, Леброн.

Мне казалось, что, посетив это место, я буду равнодушен, как и раньше, что не почувствую ничего, кроме стыда, что буду корить себя только за то, что забыл, но теперь…

— Жил дураком и умер дураком, зайчик. Трусливым, наивным дураком, которого я клялся когда-то оберегать. Что ж тебе не сиделось на месте.

Ньярл?

— Какого черта он вообще затеял передачу Сомны мне? Зачем?

Хотел помочь.

— Помог, но какой ценой. Какой смысл был у этой помощи? Я уезжал из столицы в надежде на то, что уничтожил всех, кто мог ему навредить, столько крови было на моих руках, столько голов открыто, а он… Не смог даже поддакивать вовремя, чтобы прожить подольше.

Ньярл, ну не злись на него, он был всего лишь влюбленным мальчишкой.

Судорожно вздохнув, я ощутил, что глаза вновь защипало, но слёз у Софи уже не осталось. Потерев лицо, я постарался отогнать лишние эмоции. Подземный холод начал пробираться через тонкую ткань рубашки, заставляя руки дрожать.

— Не злюсь. На него никогда, только на себя. Нельзя было его подпускать, наоборот, стоило бы сильнее запугать, чтобы мой отъезд был лучшим событием в его жизни. Чтобы даже думать не смел о помощи, о моём возвращении.

Вытянув ладонь, я стер пыль с имени, аккуратно выбитом в камне. Сейчас никто, кроме меня, не знает о том, каким он был. Не видел этой бесцветной кожи с синими венами, не восхищался белесыми ресницами, не засматривался на свет солнца в снежных волосах. О таком правителе никто не вспомнит, некому им гордиться и нечем похвастать, но от него и не требовалось многого. Выжить, всегда только выжить, и я старался ему помочь.

Иди ко мне.

Невесомое прикосновение утянуло меня в комнату полную свеч. Ощутил, как руки Софи обняли мои плечи, прижимая к себе, и я не нашел ни одной причины отказать себе в небольшой слабости, сев перед девушкой на колени.

— Ты слишком долго жил и брал всю вину на себя. Взваливал этот груз на свои плечи. Не может одна душа столько нести.

— Таков мой удел, я не умею иначе жить.

— Придется расстаться с этим грузом. Мне такой багаж незачем, а с тебя уже нечего спросить, ты мертв и