Теперь все стало ясно. Он прожил жизнь и умер – вот так вот просто. Не надо никакой цели. Смысл в том, что он появился на свет. Ему предназначалось стать сыном, потом мужем, потом отцом и так далее. Вопреки всем его грандиозным замыслам и мечтам потрясти мир, он был всего лишь крохотным звеном в жизненной цепи, связывающей одно поколение с другим. Теперь надо выдохнуть и наслаждаться своим новым местопребыванием. Все так и задумывалось. Норма права. Еще никогда он не был так счастлив.

Со временем все члены старой компании – Тотт, Руби, Вербена и Мерл – исчезли. Один за другим. Почему-то казалось, что все они ушли до срока. Кладбищенский народ обеспокоился.

– Слыхал, Джин? Этой ночью мы лишились еще троих, – сказал Дуэйн Младший.

– Черт, это плохо, – ответил Джин Нордстрём.

– Как думаешь, они отправились в ад?

– Да нет, вряд ли. Если что, они бы сразу там очутились.

– Наверное, так. Возможно, их услали в другое измерение или какую-нибудь крутую параллельную вселенную.

– Куда-куда?

– В параллельный мир. По телику не смотрел «Звездный путь», что ли?

– Я погиб в сорок пятом. Тогда не было телевизоров.

– Ох ты, вот невезуха. Слушай, чего-то народ наладился исчезать… Если завтра меня тут не окажется – знай, я рад нашему знакомству.

– Взаимно, старина, – сказал Джин.

2016

Мэкки Уоррен стал последним новоселом «Тихих лугов». С тех пор здесь больше никого не хоронили, да и могилы почти никто не навещал.

С годами холм стал обычным местом, где бегали трусцой, катались на великах, выгуливали собак, обучали юнцов вождению, освежались пивом, курили травку и обжимались с подружкой.

Однажды утром старик Хендерсен проснулся злой как черт. Накануне какой-то пацан свалил его надгробие и еще четыре других, потому что перепутал скорости и по ошибке сдал задом.

– И ведь не удосужился поправить памятник! – возмущался старик. – Нет, все катится к чертям собачьим! Повсюду сорняки, а еще засилье сусликов, вы заметили? Всю ночь шебуршат, спать не дают – шур-шур, шур-шур, шур-шур!

– Он прав, – сказала Ида мужу. – Просто безобразие, до чего довели кладбище. Не понимаю, куда смотрит «Клуб садоводов». Я бы такого не допустила, уж поверь.

Через три дня Юстус Перси Хендерсен исчез. Как ни странно, по нему скучали.

– Этот старый козел был жуткий ворчун, но он мне нравился, – сказал Джин.

К 2020 году Элмвуд-Спрингс почти зачах. Старый супермаркет закрылся, а новый торговый центр с широкоформатным стереоскопическим кинотеатром возвели за городской чертой, где потихоньку образовался новый жилой район. Знак на въезде в город «Добро пожаловать в Элмвуд-Спрингс», некогда возведенный благотворителями, развалился. От города почти ничего не осталось, кроме кучки старых домов, трейлер-парка и вереницы складов. На Пасху Линда обычно заказывала цветы на родительские могилы, но потом перестала. Ей не верилось, что мать с отцом все еще там. И она была права. К тому времени оба уже исчезли.

Постепенно на «Тихих лугах» никого не осталось. Пустынный холм, разросшиеся сорняки, разбитые надгробия, выглядывающие из густой травы.

По сравнению с вечностью срок кладбищенских обитателей был недолгим, но счастливым.

2021

Спускалась ночь, понемногу затихал шум машин.

Старая ворона привстала на ветке, встряхнулась, оправляя черные блестящие перья, и нахохлилась, приготовившись ко сну Через парк поспешали припозднившиеся парочки. Старая ворона мигнула и глубоко вздохнула:

– Мне очень нравилось быть человеком. А тебе?

Сидевшая рядом серая плачущая горлица покачала головой:

– Не скажу, Элнер. Я не была человеком.

– Ну тогда тебе есть к чему стремиться, – сказала старая ворона. – Это очень весело. Хотя и вороной мне тоже нравится. Я знаю, многие терпеть не могут ворон, а я вот от них всегда балдела. По утрам мы с мужем Уиллом сидели на веранде и смотрели, как они кружат в небе. А теперь я сама ворона и балдею от того, что умею летать.

С верхней ветки встряла белка:

– А вот я шестьдесят четыре года была черепахой.

– Ух ты! Ну и как оно?

– Весьма спокойно.

– Вот чудеса, а? Мы продолжаем жить… Кто бы мог подумать?

Из-под скамейки хихикнул клеверок с четырьмя лепестками:

– Уж только не я. Отжил свой срок – и все, считал я, а тут вон сколько всяких превращений.

– Я с тобой согласна, – сказала горлица. – Кто бы ни затеял эту череду жизней, он знал, что делает.

– Уж точно, – поддержала белка. – Но вот интересно, а что после того, как мы перебываем всеми земными существами?

– Не заморачивайтесь, – сказал клевер (в прошлой жизни учитель биологии в Акроне, Огайо). – На это уйдут триллионы лет… Одних только видов рыб свыше восьми миллионов, не говоря уж о насекомых.

– А я побывала блохой, – доложила проползавшая по стволу гусеница.

Белка надкусила грецкий орех и выплюнула скорлупу:

– Однако есть о чем подумать. Кто его знает? Вдруг однажды все мы очутимся на другой планете, в совершенно иной вселенной, где все начнется заново.

– Ах, сладкая тайна жизни… – пропела старая ворона.

Улыбавшаяся луна скрылась за облаком, и собеседники отошли ко сну, с нетерпением ожидая нового дня.

Меж тем на окраине Окснарда, Калифорния, Лютер Григз (ныне зеленая травинка в трещине бетонного покрытия 101-й автострады) увлеченно разглядывал проезжавшие грузовики и автофургоны разных марок.

Мистер Эвандер Дж. Чапмэн (ныне улитка в Вудсборо, Мэриленд) характером изменился мало и всегда был обеспечен невинной публикой, поскольку его новые сородичи – одни из самых медлительных существ на свете. Улитки неспешно шествовали по стеблю, а мистер Чапмэн, усевшись на листке, вел рассказ:

– Так вот, сэр, осталися мы, значица, вдвоем с Эндрю Джексоном. Таперича он – дерево. И окружили нас злобные индейцы, тыщ, поди, десять их было… Ну стали мы спина к спине и храбро отстреливались, покеда не кончились патроны. И тут, значица, увидал я прогал в чаще да как гаркну: «Бегём!» Ну вот, сэр, рванул я в одну сторону, он в другую… Апосля встренулись, и он грит, Эвандер, грит, ты, дружище, спас мне жизнь! А я, значица, грю…

Да, улитки медлительны, но мало кто знает, что они способны подхватить свою ракушку и удрать. Так некоторые и поступили, недолго послушав мистера Чапмэна.

А где-то в Южной Америке под знойным солнцем порхали две красивые желто-черные бабочки; одну звали Густав, а другую – Люсиль.