– Тяжелый, барракуда его дери! – попрыгал возле кормы Пас.

– В воде будет легче, – заявил я.

Хотя и мне костюм показался ужасно неудобным, но другого все равно не было. Нацепив на левую руку допотопный глубиномер, я перевалился через борт и плюхнулся в воду. Действительно, стало легче – тело потеряло вес, обретя взамен возможность двигаться во всех трех измерениях почти без всяких усилий. Прозрачно-голубая стихия подхватила меня, и я завис в неподвижности на высоте полусотни метров над дном. Его не было видно, только писк устаревшего сонара позволял прикинуть расстояние до него по запаздыванию сигнала. С другого борта в океан рухнул Пас, окутанный пузырьками воздуха. Когда они рассеялись, подобно дыму, я помахал напарнику рукой.

«Надо было взять компас», – показал он.

«Нет. У него активный протокол. Оператор маяка сразу поймет, что мы здесь что-то ищем. Сонар нам не даст заблудиться, к берегу глубина уменьшается».

Двигаться без водомета было непривычно, но на тренировках в учебке нам приходилось пользоваться пластиковыми ластами, закрепленными на ногах, так что они не были нам в новинку. Пас пошел первым, я за ним. Глубину мы держали около пяти метров, чтобы не уходить в зону больших давлений и избежать кессонки при всплытии. Мы довольно быстро скользили в воде, сонар мерно попискивал, посылая сигналы в туманную пучину, простирающуюся внизу, а над головой сверкало ртутное зеркало поверхности моря, сквозь которую били прямые лучи солнца.

Это было мое первое погружение за последние полгода. Жаб оказался прав – база была спокойной, как заросшее ряской болото. Ни тревог, ни забытых мин, ни пиратов, ни браконьеров. Функции расквартированного на острове отряда охотников заключались лишь в ликвидации последствий тайфунов. Но за все наше пребывание в этих райских, по словам Паса, местах ни один ураган не удостоил нас своим посещением. Многим «дедам» такое положение вещей нравилось – ни забот, ни хлопот. А кому не нравилось, старались перевестись в другие места. Сделать это было непросто – нужен был оперативный повод, то есть надобность в том или ином специалисте в другой точке Мирового океана. Плохо лишь, что навыки специалистов на острове быстро утрачивались, и охотники превращались в почти бесполезный резерв, лежащий на крышах ангаров, покуривающий канабис и гоняющий салаг, чтоб служба медом не казалась.

Минут через десять мы увидели дно. Было оно здесь неровным, с глубокими трещинами, да и средняя глубина оказалась больше, чем мы ожидали, – метров двадцать.

«Часов нет», – показал Пас на пальцах.

Это было проблемой. На такой глубине слишком долго находиться нельзя – азот из вдыхаемого воздуха быстро растворяется в крови, после чего при всплытии вскипает и закупоривает сосуды мозга. Кессонка. Надо либо нырять ненадолго, либо проходить сложный процесс декомпрессии, что без «водолазного мозга» тоже нелегкое дело. «Мозг» можно заменить часами и знанием декомпрессионной таблицы, но я ее последний раз видел на первом году учебки и забыл напрочь. Стало понятно, насколько мы расслабились на этой базе.

«Нырять нельзя, – ответил я. – Сдохнем на фиг».

«И что делать? Молчунья подойдет на катере только через час, а выбраться на берег мы тоже не можем – за задницу возьмут с незаконными аппаратами».

«Значит, будем висеть здесь, пока не дождемся Молчунью», – подытожил я.

Дно казалось доступным – на первый взгляд расстояние в двадцать пять метров не таит в себе ни малейшей опасности. Но это было не так. Переговариваться не хотелось, и мы с Пасом парили на пятиметровой глубине, в двадцати метрах от дна. Внизу мельтешили пестрые стайки рыб, а морская трава на камнях напоминала густую звериную шерсть.

«У меня идея, – повернулся ко мне напарник. – Можно ведь вообще не задерживаться у дна, но в то же время все осмотреть».

«Как? » – заинтересовался я.

«Надо нырять по дуге. Сначала я достигаю дна, осматриваюсь и тут же всплываю, затем ты делаешь то же самое, но чуть дальше в сторону эллинга».

«Пожалуй, в этом есть смысл». – Мне надоело бестолково висеть в воде, к тому же во рту пересохло от обезвоженного порошкового воздуха.

Пас кивнул и стремительно ушел в глубину, скользнул вдоль дна всего метра четыре, затем так же быстро поднялся к поверхности. Я поспешил к нему.

«Норма», – показал он поднятый палец.

Настала моя очередь. Я повторил его нырок, работая ластами изо всех сил. Дно приближалось, надвигалось на меня ковром бурой травы, тело стиснуло, словно тисками, а устаревшую маску вдавило в нос, расплющив его, как свиной пятачок. Я сглотнул, уравнивая давление внутри головы, но все равно ощущение было не из приятных. Скользнув вдоль дна и ничего не заметив, я устремился наверх.

«Так мы могли и без аппаратов нырять», – шевельнул я пальцами.

«Это тебе только кажется. Без воздуха так ластами не помашешь».

Пас нырнул, и мы продвинулись еще метров на семь в сторону эллинга. Когда же я достиг дна, мне показалось, что мы попусту тратим время – если торпеда затонула, то она не будет видна в зарослях травы и в щелях между камнями.

«Надо ощупывать водоросли», – сообщил я напарнику.

Пас кивнул и применил мою новую методику. Затем и я ее опробовал, раздвигая руками траву у дна. Видно было все равно плохо, но, если бы здесь лежала «ГАТ-120», мы бы ее наверняка заметили. Так мы добрались до самого эллинга, определяя время по расходу порошка в картриджах. Получалось, что мы проплавали полчаса, и сорок минут у нас еще было в запасе. При одинаковом количестве газовой смеси в старых аппаратах ее хватало на дольше – подача была не такой интенсивной, какую сейчас делают для комфорта.

Мы отплыли чуть подальше от берега и начали прочесывать новую полосу, на этот раз от эллинга до музея. Пас нырнул и пополз у самого дна, цепляясь за бурые стебли водорослей, но всплывать не стал, а замер возле расщелины.

«Неужели нашел?» – подумал я и тоже нырнул, чтобы узнать, чем он там занят.

Но достигнуть дна Пас мне не дал – он замотал ластами, поднимая муть, и замахал рукой, словно хотел отогнать меня, как назойливую муху. При этом он что-то показывал мне на пальцах, но я так обалдел, что не мог разобрать знаков. Только когда напарник перестал дергаться, я опустился чуть ниже и различил: «Я попался в донный капкан».

Это было бредом собачьим, поскольку уж где-где, а вокруг базы каждая пядь дна была обследована со всей тщательностью. У меня мелькнула мысль, что Пас от нечего делать решил меня разыграть, хотя шуточка, надо сказать, на глубине показалась мне не очень уместной. В любом случае следовало спуститься чуть глубже, поскольку донные капканы врастают в камни и прыгать за ныряльщиками не умеют. Их назначение – прятаться в песке, иле, траве и хватать все, что в них попадает. Так что даже в двух метрах от дна мне ровным счетом ничего не грозило. Пас по-прежнему трепыхался, но я его образумил:

«Не дергайся. Дай посмотреть».