фронте в одном из полевых госпиталей, – сказала она. Ее признание произвело на официанта необыкновенное воздействие.

– Vous êtes une Tommette? Vous travaillez à l’un des hôpitaux pour les soldats blessés? Veuillez attendre un moment[19].

Он поспешил на кухню, оставив Робби в недоумении – что такого могла сказать ему Лилли?

Она ответила, прежде чем он успел спросить.

– Он назвал меня «томметт». Так по-французски называют тех, кто служит в ЖВК, и, я думаю, всех других британских женщин в форме. Он просил нас подождать…

В этот момент из кухни появился официант, а за ним шел человек в длинном белом переднике и колпаке шеф-повара.

– Мсье Жером хочет поблагодарить вас за вашу службу во благо Франции. Он предложил приготовить для вас все, что вы пожелаете, при условии, конечно, что у нас есть продукты, необходимые для этого блюда.

Рот официанта растянулся в улыбке от уха до уха; иностранные солдаты явно редко заходили в этот ресторанчик.

Обязанность ответить Лилли взяла на себя.

– Je vous remercie sincèrement, Monsieur Jérôme. Il y a bien longtemps que nous travaillons très proche au front occidental, et nous n’avons que ce soir à Paris. Je suis certaine que tous vos plats sont délicieux. Je l’aimerais bien si vous nous surpreniez ce soir[20].

Шеф, явно удивленный французским Лилли, взял ее руку, наклонился и поцеловал, после чего поспешил на кухню.

– Вы не могли бы мне объяснить, что тут происходит? – спросил Робби.

– Я сказала им, что мы оба давно служим близ линии фронта, и в Париже всего на один вечер, и мы будем благодарны ему за любое блюдо, какое он нам приготовит. Я попросила его удивить нас.

– А если он нам принесет что-нибудь экзотическое?

– Например? Улитки и лягушачьи лапки? Сомневаюсь. Готова поспорить, это будет курица. И скорее всего, довольно пожилая.

Он не мог сдержать смеха.

– Вы понимаете, как сильно вы изменились? Из девочки, которая собственной тени боялась, вы стали…

– Кем, Робби?

– Женщиной, которая знает себе цену. Настолько уверенной, что может говорить с шеф-поваром по-французски. И к тому же настолько коварной, что может угрожать мне улитками на обед.

– Ну, видите? Вы все же понимаете по-французски. А теперь попробуйте это: «Merci bien pour un repas merveilleux»[21].

– 44 –

Как и пророчила Лилли, еда оказалась превосходной. Не обращая внимания на удивленно вздернутые брови других клиентов, официант – Лилли выяснила, что его зовут Гийом – первым стал обслуживать их столик: принес корзиночку, полную хлеба, два бокала на высоких ножках, пол-литра недорогого, но вполне приемлемого красного вина.

Затем Гийом принес горшочек с чем-то, на взгляд Робби, имеющим довольно подозрительный вид и сходство с сырыми потрохами. Его тревога прошла, когда Лилли радостно хлопнула в ладоши и размазала эту стряпню по ломтику багета.

– Rillettes! Ах, Робби, вы должны попробовать.

– Что это?

– Вы когда-нибудь ели pâté de foie gras? Нет? Это его деревенская разновидность. Напоминает мясо в горшочке, только гораздо вкуснее.

Она взяла еще один ломтик багета и вручила его Робби.

Он осторожно откусил, нашел блюдо великолепным, как и обещала Лилли: с привкусом гусиного жира, чеснока и тмина. Он запил это несколькими глотками вина, отметив при этом, что алкоголь бьет ему прямо в голову, и нужно быть осторожным – иначе он рисковал, поднимаясь из-за стола, рухнуть на него лицом.

Подали главное блюдо: никакую не курицу, предсказанную Лилли, а тушеного кролика с вареной морковкой и большой порцией нарезанной зубчиками картошки. Робби мальчишкой часто ел крольчатину, но такого вкуса у нее никогда не было – для этого нежнейшего мяса даже не требовалось ножа.

Они ели, и разговор между ними шел легко и свободно. Они говорили о мирных переговорах между большевиками и Четверным союзом[22], о том влиянии, которое окажут на исход войны американцы, о слухах о создании немцами какого-то нового оружия, еще более отвратительного, чем отравляющий газ, чем бомбардировки с воздуха, и об их намерении привести таким образом к повиновению Антанту. Осторожный, нейтральный разговор, отвечавший хрупкому миру, установившемуся между ними.

Гийом принес им простой пудинг, печеные яблоки с небольшим кувшинчиком сметаны, чтобы полить сверху. К десерту Гийом предложил крепкого черного кофе, на что согласился один Робби. И в конце принес бутылочку с напитком цвета жженого сахара и два маленьких бокала.

– Мы хотим предложить вам это – в подарок от заведения. – Официант извлек пробку из бутылки, налил немного в бокалы. – Это наша последняя бутылка арманьяка урожая 1890 года. Надеюсь, вам понравится.

Робби сделал пробный глоток: бренди был превосходно бархатным на вкус, алкоголь испарился с языка чуть ли не прежде, чем Робби успел его проглотить. Лилли, кажется, тоже понравилось, хотя он и заметил, что она делает лишь крошечные глотки.

Предполагая, что eau-de-vie[23] придаст ему сил, Робби осушил свой бокал и был вознагражден приятным ощущением тепла и храбрости. Они почти закончили есть и вскоре должны были оказаться в отеле. А потом?

– Я не лукавил, говоря вам то, что сказал раньше, – проговорил он. – Я был неправ, заняв ту позицию.

– Я вам сказала, что мне не нужно никаких извинений, – ответила она, впившись взглядом в свой бокал с бренди.

– Выслушайте меня, – продолжал настаивать он. – Мои чувства не изменились. Я по-прежнему хотел бы, чтобы вы попросили о переводе, но я знаю, вы на это не пойдете. Вы можете мне не верить, но я уважаю вас за это. Вы исполняете свой долг так же, как это делаю я.

– Что вы говорите, Робби? Что мы снова друзья? Что вы будете разговаривать со мной, когда мы вернемся в лагерь?

Ему не понравилась нотка сарказма в ее голосе, хотя он и заслужил такое к себе отношение.

– Да. Хотя я думаю, мы не должны возобновлять посещения гаража.

– Почему? Кто-то еще знал? Вы боитесь, что нас кто-то увидит?

– Не особенно. Я не думаю, что кто-то знал, так что можете выбросить это из головы. Просто я думаю, что не справлюсь с собой.

– Я вас не понимаю.

– Не понимаете? Неделя за неделей вы пытались вынудить меня поцеловать вас, продолжить с того места, где мы остановились в день кейли.

– Но вас это не интересовало. Я понимаю, Робби, правда понимаю. Мне не следовало быть такой настойчивой.

– Меня это интересовало.

– Что? Что вы сказали?

– Меня это интересовало. И интересует теперь. Эти встречи в гараже чуть не убили меня. Они довели меня до