– Я люблю. Разве ты этого не знаешь?

– А я?

– Ты тоже.

– Не решай за меня. Я уже не девочка. Мне от многого отказаться надо, прежде чем я скажу «да». И в первую очередь уйти с работы. А это совсем не входит в мои планы. Поверь, я не хочу терять свою полноценность и превращаться в заурядную домашнюю хозяйку. А в нашей ситуации именно только так это и может быть. Зазорного, конечно, ничего в этом нет. Но мне не по нутру заниматься кухней. И не прельщает перспектива стирать пеленки. Я не хочу детей. А между прочим, хотела. И знаешь когда? До замужества. А вышла замуж – и расхотела. А сейчас и вовсе думаю об этом как о наказании. Разве ты не знал всего этого?

– Нет, – мрачно ответил Сергей.

– Зря. Надо было знать, мы знакомы уже давно.

– Что же влечет тебя в этой жизни?

– Многое. Я, например, очень люблю умных людей. Люблю хорошо одеваться, люблю свою работу. Я люблю, наконец, удовольствия, которые может мне предоставить эта жизнь. И почему, во имя чего должна я от них отказываться? И хватит говорить об этом. Поедем домой. Поздно уже. Пора, – сказала Юля и указала на зеленый огонек такси.

Сергею ничего не оставалось, как поднять руку. Разговор принял совершенно неожиданный для него оборот. Но не это обескуражило его. В твердости, с которой говорила Юля, слышалось и чувствовалось уже что-то решенное, и, может быть, даже решенное окончательно. И это в первую очередь новой обидой отозвалось у него в душе.

На их счастье, попалась машина, возвращающаяся в парк. Она и захватила попутных пассажиров. Ехали быстро, водитель спешил закончить смену. Сергей смотрел в окно. С высоты Ленинских гор Москва полукругом виднелась до самого горизонта. Почему-то вспомнились стихи Маяковского: «Париж, как сковородку желтком, заливал электрический ток». За окном был не Париж, а Москва. Но и о ней можно было сказать те же слова. Города, как такового, его домов и улиц, вовсе не было видно. И лишь огни, огни, желтое безбрежное море огня. Этот огонь почему-то всегда казался Сергею живым и теплым. Но сейчас огоньки мерцали, как звезды, и выглядели холодными и колючими, как острия направленных прямо на него булавок. И ему, глядя на них, захотелось сжаться в комок, стать маленьким, уйти в себя и думать только о том, что сегодня, всего каких-нибудь десять – пятнадцать минут назад, не только в их отношениях, но и в душе у него наступил какой-то, пока еще не вполне для него ясный перелом. И совсем не было никакого желания ни о чем говорить. Но Юля, очевидно, была настроена иначе.

– Ты хотел о чем-то со мной посоветоваться? – напомнила она.

Голос ее прозвучал где-то далеко-далеко, словно она была не рядом, на одном с ним сиденье «Волги», а там, среди этих огоньков-булавок, и был он не родным и мягким, а чужим и чеканным.

– Ты слышишь? – снова спросила она.

Он опять ответил не сразу.

– Да говори же ты, в конце концов! – затормошила она его.

– И да и нет.

– Что – да? Что – нет?

– Я думал, ты меня больше любишь.

– Достаточно люблю, но голову при этом не теряю, – сухо ответила Юля и тоже отвернулась к окну.

Домой Сергей вернулся в совершенно подавленном настроении. Теперь ему уже казалось, что во всем была права Юля и абсолютно не прав он. Он ходил по комнате, курил и ругал себя и думал: за что, собственно, ему было на нее обижаться? За то, что она не играла с ним в прятки? За то, что она не привыкла ни в чем себе отказывать и сейчас честно и откровенно об этом ему сказала? Да разве он не должен был сам обо всем этом догадаться? За то, что она не поехала к нему? Ну а если она на самом деле не могла? Но ведь обещала – и, значит, приедет. Ведь она же не обманывала никогда! И когда все же бывала с ним близка, разве не открывалась всякий раз беспредельно и искренне любящей и нежной? От одной мысли и воспоминаний об этом у него захватывало дыхание. И он решительно был готов проклинать себя за свой животный эгоизм, за мелочность оценки их отношений, за неумение по достоинству оценить эту женщину. И хотя злонамеренный бес обиды, час-другой назад боднувший его в душу за ее отчужденность к его делам, еще не унялся и продолжал будоражить в нем сомнения, ему хотелось теперь только одного – как можно быстрее вернуть их обычные отношения и заставить Юлю забыть обо всей этой истории. Но как это было сделать? Характер Юли был как две капли воды похож на характер Александра Петровича, и что-то заставить ее делать помимо воли или наперекор собственным желаниям практически было очень трудно.

Выручил Сергея телефонный звонок. Звонил Владимир.

– Названиваю тебе весь вечер, а тебя нет и нет. Думал, уж не махнул ли ты обратно туда, в свою командировку! – бодро прокричал он в трубку.

– День рождения у Остапа отмечали, – объяснил Сергей.

– А, тоже дело. А завтра чем намерен заниматься?

– Наверняка дома буду.

– А венесуэльцев не хочешь посмотреть?

– Каких еще венесуэльцев?

– Национальный ансамбль. Впервые в Союзе. И всего один день. Сомбреро. Пончо. Гитары.

– А почему их надо смотреть?

– Да потому, что они танцоры, а не певцы. Неужели афиш не видел? А еще в столичном гарнизоне служит!

– Делать мне больше нечего, как по заборам афиши разглядывать, – фыркнул Сергей. – Короче. Что ты предлагаешь?

– Это самое, смотреть. Понимаешь, есть у меня четыре билета. С трудом, но достал. Вот и предлагаю: берем Ирину, Юлю – и вперед.

– Юля? А она пойдет?

– Как пить дать. Она же не такая зануда, как ты. К тому же любит танцы.

– Балет она любит, – поправил Сергей.

– Какая разница? Пляшут, и ладно.

Сергей задумался. Юля любила ходить на концерты. Она не пропускала ни одной выставки, не оставляла без внимания ни одной приезжей знаменитости. Конечно, на балет она пошла бы с большим удовольствием. Это Сергей знал. Но она охотно смотрела и танцы. И если бы согласилась побывать и на этом концерте, это уже был бы добрый шаг к примирению. В предложении брата Сергей увидел что-то вроде спасательной соломинки.

– А как же я ее приглашу? Я ее до понедельника не увижу, – забеспокоился он вдруг.

– Позвони.

– Домой я ей не звоню.

– Ну я позвоню. Подумаешь, проблема. Ты-то «за»?

– Конечно. Только не звони сейчас. Сегодня уже поздно.

– Ладно. Жди сообщения утром.

Ночь Сергей спал плохо: ворочался и, что с ним бывало крайне редко, просыпался. И окончательно очнулся ото сна гораздо раньше обычного. Он с нетерпением ждал, что скажет Владимир. Но тот почему-то не звонил. Часам к одиннадцати терпение у Сергея лопнуло, и он сам попытался вызвать Владимира. Но квартира Кольцова-младшего в Есино тоже не отвечала. «Взбудоражил, балда, а теперь жди его как у моря погоды», – недовольно ворчал Сергей. Однако ждать долго не пришлось. Часов в двенадцать неожиданно позвонила Ирина.